Владимир Фирсов - Солнечные колодцы

— Парень,

А ну, поддай еще чуток!.. —

И ты не торопясь плеснешь

На каменку ковшом помятым.

И выйдешь как-то виновато —

И сразу целый мир вдохнешь

Услышишь,

Как капель поет,

И будешь в мыслях улыбаться,

Что твой космический полет,

Конечно, сможет состояться!

Я живу в ожидании слова.

Что приходит само по себе,

Потому что

Я снова и снова

С этим словом

Являюсь к тебе.

И мое появление свято,

И чиста этих слов чистота,

Потому что бывает крылатой

Только с ними

Твоя красота.

И когда я бываю бессилен,

И слова, что приходят, – не те,

Ухожу я бродить по России,

Поклоняясь

Ее красоте.

Но в безмолвном,

Слепом поклоненье

Я тобою, как прежде, живу.

И в душе отмечаю волненье,

И высокое слово зову.

И приходит оно

На рассвете

Там,

Где молча встают зеленя,

Где уздечкою звякает ветер

Над разметанной гривой коня.

Там, где песни земли не забыты,

Там, где песни,

Как детство, чисты.

Где устало

Вздыхают

Ракиты

Под костром заревой высоты.

Там не встретишь

Людей некрасивых

И не верящих в эту зарю…

Если я говорю

О России,

Значит, я

О тебе говорю!

Мне травы доверяют звуки.

Я, растворяясь в них, живу

И, протянув рассвету руки,

Гляжу бездонно в синеву.

Кузнечик рядышком садится,

Пригнув травинку до земли.

Летит лазоревой синицей

Сквозное облачко вдали.

Оно лети

Над сонным плесом,

Летит неведомо куда

Над дымом первой папиросы,

Над первым посвистом кнута,

Над остывающей золою

Уже погасшего костра, над пробудившейся землею,

Над всем,

Чем жил еще вчера.

И не сердись, моя родная,

Что я опять

Один брожу,

Что сам не ведаю,

Не знаю,

О чем тоскую и тужу.

Ты спишь…

И пусть тебе приснится,

Что облачко, зари ясней,

Летит

Лазоревой синице

Над зрелостью любви моей.

Я виноват перед тобою.

Простишь ли ты,

Поймешь ли ты,

Что снова зацвели цветы,

Что снова небо голубое?

Я виноват перед тобою...

Да, да — перед тобой одной,

Что я ушел лесной тропою

С такой нездешнею весной!

По молодым зеленым травам

Мы шли туда, где тишина,

И самой сладкою отравой

Меня тревожила она.

Она со мной цветы искала,

Она была во всем права,

Когда на волю выпускала

Клин журавлей

Из рукава.

Она баюкала ветрами

Ивняк, цветущий у реки.

А на озерах, у закраин,

Качали

Щуки

Тростники.

Она смеялась то и дело

И, грешная, мне душу жгла...

А ты всю ночь

В окно глядела

И всю-то ночь

Меня ждала.

1962

Веселое время года!

Опять на душе

Ясней!..

А ну, запрягай, природа

Весенних своих коней!

Да будут в упряжке

Ветры

С пыльцою сквозных ракит

Расталкивать километры,

Где сок первоцветов кипит!..

Молчат над рекою ракиты

Подобием желтых костров.

Последние льдины

Разбиты

Копытами вешних ветров.

Все мимо, все мимо, все — мимо!

Незримая тройка летит.

И в небо

Глазами озимых

Земля удивленно глядит.

Ей видно,

Как планер отважно

Скользит, накреняясь слегка,

Как змей улетает бумажный

Под перистые облака.

Как мальчик,

От счастья

Немея,

Мечтает умчаться в полет!..

Мочало бумажного змея,

Как конская грива

Вразлет.

Полно нам с тобою разлучаться,

Друг на друга искоса глядеть…

Лодке — плыть,

А парусу — качаться,

И сынишке — на корме сидеть…

Нам с тобою отдано полмира.

Родина дана.

Любовь дана.

Но пойми, родная, что квартира

Городская

Мне давно тесна.

Вот и ухожу я очень часто

Без гроша в кармане,

Чтобы вновь,

Издали

Взглянуть на наше счастье,

Испытать разлукою любовь.

Но вдали от глаз твоих любимых,

Словно бы от Родины вдали,

Вижу я,

Как проплывают мимо,

На меня не глядя,

Корабли.

Ты не знаешь,

Как бывает душно

Оттого, что на исходе дня

Поезда проходят равнодушно,

Ничего не зная про меня!

Вот и остаюсь

Как на чужбине — снова сам с собой наедине.

Вдалеке от глаз твоих любимых,

Что ревниво смотрят в душу мне.

Не гляди!..

Ты слышишь?

Возвращаюсь,

Потеряв разлукам долгий счет…

И Земля,

Доверчиво вращаясь,

Весело меня к тебе несет.

Значит, нам не надо разлучаться —

Одному мне мир не разглядеть.

Вместе плыть.

Под парусом качаться.

И сынишке — на корме сидеть.

Повсюду — ты.

Когда поет гроза

И молнии глаза —

В мои глаза.

Повсюду — ты.

Вот радуга во ржи,

Вдоль радуги —

Скользящие стрижи.

Повсюду — ты.

Иван-да-марьи цвет,

Кувшинками прошитая вода.

Повсюду — ты.

Другой на свете нет

И, видимо,

Не будет никогда.

Повсюду — ты.

В разбуженных лесах

Тебя я слышу

В птичьих голосах:

Вот горихвостка

Солнечно дрожит,

Вот иволга

На флейте ворожит.

Повсюду — ты.

Да только не со мной.

Как будто

Миновал я стороной

Твои дороги

И твои следы!

Спросить у леса,

У речной воды?

Но отвечает мне напев лесной,

Что всюду — ты.

Да только не со мной.

Я рассветной дорогою

Мимо речки иду.

И последнюю

Трогаю

В белом небе звезду.

Скоро солнце проклюнется

Из скорлупки зари.

Над рекой,

Как над улицей,

Пролетят сизари.

Входит облако в облако

И плывет надо мной,

Отражается в омуте

Заревой стороной.

Прячет белые лилии

Тростниковая дрожь.

Я не жду тебя, милая,

Знаю — ты не придешь.

Что поделать!

Невесело...

И, встречая зарю,

Одеянье невестино

Я березе дарю.

А колечко,

Что милая

Подарила в саду,

Я на чашечку лилии

Осторожно кладу.

Пусть играет,

Качается

На рассветной волне.

Речка с небом венчается,

Благодарная мне.

И уйду я далече.

Но и там,

Вдалеке,

Будет видеться речка

С кольцом на руке.

1966

«Ты зачем сожгла мосты,

В реки сбросила?» —

Я спросил бы,

Только ты

Мной не спрошена.

Что напрасно говорить,

Зло вынашивать?

Если можно

Закурить

И не спрашивать.

Если можно погрустить

И, не сватаясь,

Уходить.

Уходить,

Не оглядываясь.

Петушиный крик все тише,

Бабье лето позади.

Третий день стучат по крышам

Равнодушные дожди.

Третий день по всем дорогам

Не спеша ручьи бегут.

Третий день пастух не трогал

Звонкий рог и хлесткий кнут.