Владимир Фирсов - Отечество, стихи и поэмы

Снова прожит год.
А что же,
Что дороже стало мне?
Ты, любимая,
Вдвойне
Стала ближе и дороже.

Ближе
Небо надо мной.
Стала мне земля милее
С малой речкой,
Что мелеет
С каждой новою весной.

Птиц умолкших голоса
Все слышней, слышней
И ближе.
Поредевшие леса,
Поседевши, стали ниже...

Впереди — январь, февраль
И снега,
Снега по пояс.
Стал мне ближе
Санный поезд,
Удаляющийся вдаль.

Сани,
Кони,
Шутки,
Смех —
Все проходит, все уходит.
Постарел я на год вроде,
А как будто
Старше всех.

Старше вечной синевы,
Старше всех морей на свете,
Верьте мне или не верьте,
Старше Рима и Москвы.

И, наверно,
Потому
Стало все на свете близким.
Я иду с поклоном низким
Ко всему
Живущему.

Я хочу,
Чтоб этот свет,
Что в наследство нам достался,
Словно книга, прочитался
Через много тысяч лет.

Я хочу,
Чтоб в книге той
Сохранились все страницы,
Чтобы люди,
Звери,
Птицы
Жили в книге золотой...

Постарел я,
Постарел.
Мерзнут слезы на ресницах.
Год прошел.
Не все страницы
Я в той книге усмотрел.
КЛАДБИЩЕ КОНЕЙ
В донских степях
В один из многих дней,
Когда земля податлива, как вата,
Наткнулся вдруг
На кладбище коней
Железным рылом грузный экскаватор.

В его зубах хрустели, как стручки,
Случайно потревоженные кости.
И молча
Пожилые казаки
Стояли на порушенном погосте.

Случайные прохожие,
Они
Фуражки сняли,
Головы склонили.
И замер экскаватор,
Уронив
Тяжелый ковш,
Подняв воронку пыли.

О ненависть,
Затмившая любовь!
Не ты ль вдевала жадно
Ногу в стремя?
В пустых глазницах конских черепов,
Казалось,
Навсегда застыло время.

Застыли солнце, травы, облака,
Седая даль полынная застыла,
И Дон застыл —
Великая река,
Что и коней, и казаков поила.

И казаки,
Дожив до наших дней,
Забыть не в силах битвы,
От которых
Остались только кладбища коней —
Костей полуистлевших жуткий ворох.

Те казаки —
Времен минувших связь —
Глядели молча, не сказав ни слова.
Как молодые парни, суетясь,
На счастье рвали
Ржавые подковы.

Что ж! Кости, что бедой погребены,
В душе у них не вызвали участья...
А старики
Когда-то,
В дни войны,
Под звон подков
В боях искали счастье.

Не многим счастье выпало в те дни,
Они-то помнят,
Уж они-то знают,
И вот стоят тревожные
Они
И всех, за счастье павших,
Вспоминают.

Лед на реках растает.
Прилетят журавли.
А пока
Далеки от родимой земли
Журавлиные стаи.

Горделивые птицы,
Мне без вас нелегко,
Я устал от разлуки,
Будто сам далеко,
Будто сам за границей,
Будто мне до России
Не дойти никогда,
Не услышать,
Как тихо поют провода
В бесконечности синей.

Не увидеть весною
Пробужденья земли...
Но не вы
Виноваты во всем, журавли,
Что случилось со мною.

А случилось такое,
Что и осень прошла,
И зима
Распластала два белых крыла
Над российским покоем.

И метель загуляла
На могилах ребят,
Что в бессмертной земле,
Как в бессмертии, спят,
Хоть и пожили мало.

Вы над ними, живыми,
Пролетали века.
И шептали их губы
Наверняка
Ваше трубное имя.

С вами парни прощались.
И за землю свою
Умирали они
В справедливом бою,
Чтобы вы возвращались.

Чтобы вы, прилетая,
Знали, как я живу,
Ведь за них
Я обязан глядеть в синеву,
Ваш прилет ожидая.

Ведь за них я обязан
Домечтать, долюбить.
Я поклялся ребятам,
Что мне не забыть
Все, чем с Родиной связан.

Вот и грустно: а может,
Я живу, да не так?
Может, жизнь моя стоит
Пустячный пятак,
Никого не тревожит?

Может, я не осилю,
Может, не устою?
Может, дрогну — случись —
В справедливом бою
За свободу России?

Прочь, сомненье слепое!
Все еще впереди:
Все победы, утраты,
Снега и дожди —
В жизни нету покоя!

Боль России со мною...
Не беда, что сейчас
Журавли далеко улетели
От нас, —
Возвратятся весною.

Не навеки в разлуке...
А наступит весна,
Журавлиная клинопись
Станет ясна —
К ней потянутся руки.

К ней потянутся руки —
Сотни, тысячи рук!..

Журавли,
Человек устает от разлук.
Значит, помнит разлуки!

Вешенская, 21 февраля, 1 час 40 минут

Россия спала,
Как заснеженный улей,
Привычным покоем жила.
Россия не знала,
Что Шолохов умер,
Иначе б она не спала.

Озябшая птица
Взлетать не хотела,
На реках потрескивал лед...
Россия
Не знала,
Что осиротела
На долгие годы вперед.

Часы остановлены...
Тихо...
Лишь ветер
По-песьи взвывал за окном.
Тепло отдавая
Родимой планете,
Над Доном сутулился дом,

И низкое небо
Все ниже спускалось,
Его накреняла беда.
Под толщею льда
Разъяренно
Плескалась,
Почуя тревогу, вода.
И стойла дрожали
От конского храпа,
И снег
Ошалело летел.
И колокол
Близко стоящего храма
Под траурным ветром
Гудел...

Падучей звезды
Не узрели над Доном,
Над Волгой,
Днепром,
Над Невой.
Для каждой избы
И для каждого дома
Был Шолохов
Вечно живой.

О как далеко,
Далеко до рассвета!..
Не стряхивал савана
Сад.
Все так же неслышно
Вращалась планета,
Привычно,
Как сутки назад...

На зябком рассвете
Россия проснулась,
Отринув привычный покой.
И сердце ее
В этот час содрогнулось
От общей потери людской.

Россия
В бессмертном стоит карауле,
Успев на года постареть.
Россия
Не верит,
Что Шолохов умер...

Она не поверит,
Что Шолохов умер:
Ему,
Как и ей,
Не судьба умереть!

И горькое море крестьянской беды
плескалось у них под ногами...
Л. М. Леонов

Как вспомню,
Недавняя наша судьба
Тащилась сквозь черную слякоть.
Я видел,
Как в поле горели хлеба,
Их некому было оплакать.

Не знали сыны незлобивой страны,
В чем были они виноваты.
Жестокое пламя железной войны
Спалило родимые хаты.

Мальчишеским глазом я видел поля,
Где медленно плуги ржавели.
Над ними, сухую траву шевеля,
Ветра похоронную пели.

Белели на плугах следы от свинца.
Воронки — с водою до края.
Ни крика грача, ни напева скворца,
И жаворонок не играет.

Шагали солдаты, сомкнувши ряды,
На вечную встречу с врагами
И горькое море крестьянской беды
Плескалось у них под ногами.

Навстречу солдатам — беда матерей,
Навстречу им — горькое детство.
И некуда деться от русских полей,
От смерти им некуда деться.

Они устилали собою поля,
И в вырытых наспех могилах
Теплом их сердец согревалась земля —
И сердце земное не стыло.

Шли годы, стирая трагедий следы,
Следы оставляя иные.
Но море той самой крестьянской беды,
Оно не иссякло поныне.

Поныне печально дыханье полей,
Поныне горчат урожаи,
Поныне тревожен напев матерей,
Что пахарей в муках рожают.

Какая судьба уготована им —
Судьба созидателей
Или
Лежать им под небом, к страданью глухим,
В глобальных масштабов могиле?

О разум, рожденный для жизни Земли!
Не дай нам ненужного права
Поверить,
Что в прошлое войны ушли
Путем бесконечно кровавым.

Пусть матери верят и верят отцы
В покой утвержденного мира
И ранней весной занимают скворцы
В пришкольных усадьбах квартиры.

Все так же влюбленные верят в любовь,
И ныне живущим
Солдатам
Последний и яростный
Помнится бой —
В том самом году, сорок пятом.