Владимир Фирсов - Отечество, стихи и поэмы

«Ни лоскутка России...»
Где там!
Врагу огни Кремля видны.
В шинели серые одета
Одна десятая страны.
Ну что ж!
Не привыкать России
Держать пред будущим ответ...

А вспомнят ли тебя, Василий,
В тиши послевоенных лет?
Не скажут ли
На белом хлебе
Юнцы возросшие, в тепле,
Что ты
Придуман мной,
Что не был,
Что даже не жил на земле,
Что это я идеи ради
Сквозь ту окопную беду,
Как на смотру,
Как на параде,
Тебя, красивого, веду?
Так скажут те, кто, не надеясь
На собственную правоту,
Внесут в понятие ИДЕЙНОСТЬ
Сомнительную широту.
С той широтой
Померкнут грани
Меж злом и праведным добром.
Ту широту и обэкранят.
И лихо выпишут пером.
И молодым, не знавшим горя,
Привыкшим к чувственным словам,
Дадут слепую грусть по морю,
По неоткрытым островам.
Взамен армейских побратимов,
Идей, что в смертный бой ведут,
Дадут им парус бригантины,
Маршрут сомнительный дадут.
Бездумную тоску разбудят
По легкой жизни, по тряпью.
И кое-кто легко забудет,
За что
Василий пал в бою...

Не знал он, что героем станет.
А что он знал?!
Да ничего.
Он знал, что был Иван Сусанин
За три столетья до него.
Он верил в гром Бородина,
Он песни о гражданской слушал
И пел о девушке Катюше,
Хмелея, словно от вина.

Обычный парень, сын крестьянки,
В семье возросший без отца,
Он смело шел на вражьи танки
И, хороня друзей останки,
В победу верил до конца.

Был славным пахарем Василий,
Солдатом был врагам на страх.
Тысячелетие Россия
Нуждалась в этаких сынах.
И каждый был из них солдатом
На протяжении веков.
И в том земля не виновата,
Она рожала мужиков.
Рожала для трудов спокойных,
Для самых мирных дел земли.
Но ей навязывали войны!
И пахари в солдаты шли.
И каждый знал о том, что тело
С душою не одно и то ж,
Что Родина — святое дело:
Умрешь,
А вроде не умрешь.

Так верьте, молодые, верьте
В нелегкий путь своей страны
И в ту Республику Бессмертья,
Что возмужала в дни войны.

Эх, мама, мама...
Меркнут дали.
В глазах от пламени темно.
На днях Орел с боями сдали,
Но не сдаемся все равно.
Война.
Не привыкать к утратам.
Идут жестокие бои.
Ты верь,
Я честно мщу за брата,
За слезы чистые твои.
Безлесье...
Все как на ладони.
Идем в пристрелянных полях.
День изо дня друзей хороним.
И спим, как кони,
На ногах.
Мне Костромщина наша снится.
Ее леса...
А здесь ни пня,
Ни деревца, чтобы укрыться
От перекрестного огня.
Но думаю: минуют годы,
Неся с собою тишину,
Я выучусь на лесовода
И разводить леса начну.
И в этот край,
Где волен ветер
Творить, чего захочет сам,
Войдет мой лес, широк и светел,
Как ровня костромским лесам.
И в черноземном этом крае,
Что потемнел за дни войны,
Березы песни заиграют
Среди безбрежной тишины.
И в том лесном разноголосье,
Что сладко растревожит мир,
Раздастся трубный голос лося,
Идущего на брачный пир.
Здесь будут чудо-урожаи,
Коль зашумят, земли краса,
Горячий воздух остужая
И лютый ветер отражая,
Земли краса — мои леса.

Вот видишь, мама, размечтался.
А всяко может быть. Война!
Надолго я с тобой расстался,
Но это не моя вина.
Я на судьбу свою не плачусь.
Пока перед тобой в долгу,
Я верю, что вернусь.
Иначе
Я даже думать не могу.
Прими сыновнее спасибо
За все добро, тепло твое,
За то,
Что мне дала Россию
И право
Защищать ее!
И не казни, что отступаем.
Бывает, надо отступать.
Мы горькой кровью искупаем
Любую брошенную пядь.
И как ты, мама, веришь в бога,
Так верь и в то,
Что я приду
Живым к родимому порогу
В победном радостном году.
Когда он будет?
Я не знаю.
Но крепко верю в эти дни.
Ну вот и все.
Прощай, родная.
И для меня
Себя храни.

И снова бой.
И отступленье
За беженцами след во след.

Сегодняшнему поколенью
Не знать печаль тех горьких лет.
Не знать.
И в этом наша сила.
И ради этого
Сквозь дым
Глядела скорбная Россия,
Себя доверив молодым.

Была уверенна, спокойна,
Когда к отмщению звала
И, громко проклиная войны,
Священной
Эту
Назвала.

Война была священна!
В этом
Не усомнится даже тот,
Кто, прилетев с иной планеты,
Земли историю прочтет.

Прочтет о том, как под грозою
Страна возмездием жила.
Война священна,
Если Зоя,
Не дрогнув, к виселице шла.

Война священна!
И Матросов
Всем сердцем лег на пулемет...
О, сколько русых и курносых
Во имя жизни
Смерть возьмет!

Они уйдут в сырую землю,
В рассветы, в травы, в дерева,
До самой смерти
Веря,
Внемля
Всей правоте твоей, Москва!

А ты, Москва,
Не за горами,
А вот за тем резным леском...

И снова с думою о маме
Солдат склонился над листком.

Боль притупилась.
И в огне
Я стал жестоким и упрямым.
Я дрался
На Бородине,
Ты понимаешь это, мама.

Мы отступили.
Отошли.
Но пусть в грядущем верят дети:
Мы обесславить не могли
Поля священнейшие эти.

Под сень кутузовских знамен
Мы с красным знаменем входили
И честной кровью обагрили
Святые кости тех времен.

На тех полях российской славы,
Насквозь пронизанных огнем,
Погиб мой друг Садык Исламов,
Я, кажется, писал о нем.

Мы с ним делились
Хлебной коркой,
Одной бедой,
Слезой скупой
И вместе принимали бой
В тот день, не выкурив махорки.

В одной из вражеских атак
Садык, от боли обессилев,
Упал с гранатами под танк
И громко крикнул: «За Россию!»

Атаку мы отбили. Но
Потом —
Прощай, Бородино.

Мы шли к Москве.
За шагом шаг.
Холмы могил скрывала вьюга.
А тот, предсмертный, голос друга,
Он до сих пор стоит в ушах...

Мы ждем приказа наступать.
И на душе светлее стало.
Жестокость русского металла
Врагу придется испытать.

Сердца солдатские запели.
Я слышал от политруков,
Что к нам на помощь подоспели
Дивизии сибиряков.

Плечом к плечу
С Россией рядом
Встают сыны одной страны:
Здесь украинцы и буряты,
Сыны Баку и Ферганы.

Трещит мороз.
Метут метели.
Мы крепко держимся пока...

Вчера участвовал в расстреле
Солдата нашего полка.
В его глазах мольба застыла.
Стоял с поникшей головой.
Ты знаешь, мама, горько было.
Какой ни есть, а все же свой.

Но тот налет сердечной муки
Прошел,
Когда прочли приказ.
Как ни крути, он поднял руки,
Он предал Родину и нас.

Он вяло замер перед строем —
Без звездочки и без ремня.
А мог бы умереть героем,
Но не от нашего огня.

Но он поверил вражьим бредням,
К тому же шкура дорога...
Не первый он
И не последний,
Кто верит в гуманизм врага,

Кто счастлив выжить на коленях
У камелька иных держав...
И я стрелял без сожаленья,
Прости мне, мама,
Я был прав!

Так и живем — от боя к бою.
Покамест жив и невредим.
Мне миг свидания с тобою,
Хотя бы миг, необходим.

Услышать бы твое дыханье,
Припасть к теплу твоей груди.
В рассвет, пропетый петухами,
С крыльца родимого сойти.

Пройти
По костромским просторам,
С горы в санях слететь легко...
Но до свидания не скоро,
И до победы далеко...

Пора.
Ветра полощут знамя.
Ложится небо на штыки.
«Ребята, не Москва ль за нами!» —
Кричат сквозь снеговое пламя
Охрипшие политруки.
Второй плач матери
От соколика мово,
Мово дитятки,
Прилетело письмо,
Письмо-весточка,
Точно ласточка,
Ой да залетная,
Залетная
Да развеселая.
Веселиться бы мне,
Да я плакала,
Что не знама мне
С детства грамота,
Что не мне прочесть
Мово дитятки
Правду-матушку
О житье-бытье.
Но нашлись во селе
Люди добрые,
Дети малые да ученые.
Уж смогли меня,
Горемычную,
Тою правдою
Ой да порадовать.
Уж и горько мне,
Что черна война,
Что в земле лежит
Сын мой первенец,
Не обмытый мной
Да не убранный,
Во тесовый гроб
Не положенный.
И уж радость мне,
Что живой меньшой,
Что врага он бьет,
Помнит матушку,
За меня стоит,
Как за весь народ,
За Москву стоит,
Как за Родину.
И уж плакала я
Да за его дружка —
За Садыка тово,
Друга верного.
По всему селу
Его славила,
В церкви
Чистую свечку ставила.
Сбереги, господь,
Мово Васеньку
От огня того
Ой да фашистского.
Не дай милому
Соколеночку
Опалить в огне
Крылья светлые.
Кто ж тогда меня
Да порадует
Добрым помыслом,
Словом ласковым,
Кто же высадит
Во степях леса,
Леса частые,
Леса чистые!
Сбереги, господь,
Мое солнышко,
Сбереги глаза
Соколиные,
Сбереги его
Ноги резвые,
Руки белые,
Крылья крепкие!