Довид Кнут - «Особенный воздух…»: Избранные стихотворения
- Название:«Особенный воздух…»: Избранные стихотворения
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Довид Кнут - «Особенный воздух…»: Избранные стихотворения краткое содержание
Довид Кнут (1900–1955) — поэт, прозаик «первой волны» эмиграции. Эмигрировал в 1920 году. Первые литературные опыты в эмиграции были одобрены Владиславом Ходасевичем и в 1925 году в Париже, вышел первый поэтический сборник Довида Кнута «Моих тысячелетий». За ним последовали сборники стихотворений «Вторая книга стихов» (1928), «Сатир» (1929), «Парижские ночи» (1932), «Насущная любовь» (1938), — все изданы в Париже. О его творчестве благожелательно отзывались В. Ходасевич, Г. Адамович, Ю. Терапиано и др.
В 1930-е Кнут — один из наиболее известных и признанных поэтов русского Парижа, участник основных эмигрантских периодических изданий («Современные записки», «Числа», «Круг», «Русские записки»). Стихи Д. Кнута вошли в антологии «Якорь», «На Западе», «Муза Диаспоры».
В настоящее электронное издание полностью вошла «Вторая книга стихов» (1928) (Оцифровщик Андрей Никитин-Перенский, библиотека «Вторая литература»), а также избранные стихотворения из сборников «Парижские ночи» (1932), «Насущная любовь» (1938), разысканные составителем в сети. В качестве вступительного слова публикуется статья Ю. Терапиано о Довиде Кнуте. В приложении дается рецензия Георгия Адамовича на сборник «Парижские ночи».
«Особенный воздух…»: Избранные стихотворения - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Но он был непримирим — как мы видим из его стихов — к низости и пошлости жизни, к жестокости по отношению к слабым, к бессмыслице и безысходности, создаваемыми и роком, и людьми, а в философском плане не мог принять необходимость умереть.
Во время оккупации Довид Кнут и его вторая жена, урожденная Скрябина Ариадна Александровна, дочь известного композитора, приняли деятельное участие в Сопротивлении.
Ариадна Александровна попала в руки немцев и была расстреляна ими на месте, а Довид Кнут до конца продолжал борьбу, о чем рассказал впоследствии в книге, выпущенной им после освобождения Франции.
В последние годы после войны он жил в Израиле, где писал на еврейском и на русском языках стихи.
Но хотя с ивритом, т. е. с древнееврейским языком, он был знаком с детства, русский язык все же оставался для него «языком его поэзии», русские стихи лучше удавались ему. Вспомним хотя бы его цикл стихов, посвященных палестинским мотивам и опубликованных в последнем сборнике поэта «Избранные стихи».
Живя в Израиле, Довид Кнут потерял связь со своими читателями в Париже и в других центрах эмигрантского рассеяния. О смерти его узнали с опозданием.
Поэзия Довида Кнута, тем не менее, заняла свое место в истории зарубежной поэзии довоенного периода, а по имеющимся у меня данным, некоторые его книги и отдельные стихи дошли до советских любителей поэзии и литературоведов.
1970 г.
ВТОРАЯ КНИГА СТИХОВ (Париж, 1929)
«Я не умру. И разве может быть…»
Я не умру. И разве может быть,
Чтоб — без меня — в ликующем пространстве
Земля чертила огненную нить
Бессмысленного, радостного странствия.
Не может быть, чтоб — без меня — земля,
Катясь в мирах, цвела и отцветала,
Чтоб без меня шумели тополя,
Чтоб снег кружился, а меня — не стало!
Не может быть. Я утверждаю: нет.
Я буду жить, тугой, упрямолобый,
И в страшный час, в опустошенном сне,
Я оттолкну руками крышку гроба.
Я оттолкну и крикну: не хочу!
Мне надо этой радости незрячей!
Мне с милою гулять — плечом к плечу!
Мне надо солнце словом обозначить!..
Нет, в душный ящик вам не уложить
Отвергнувшего тлен, судьбу и сроки.
Я жить хочу, и буду жить и жить,
И в пустоте копить пустые строки.
Музыка
Юрию Терапиано
I. «Огромный мост, качаясь, плыл в закате…»
Огромный мост, качаясь, плыл в закате,
Неся меня меж небом и землей…
Как вам сказать, обиженные братья,
Про тот большой сияющий покой.
То был восторг. Без мысли и начала.
Я в первый раз был счастлив и — один.
А там, внизу, вода едва качала
Меня и мост и счастье без причин.
II. «Путь мой тверд и превосходен жребий…»
Путь мой тверд и превосходен жребий,
И рука ведущая легка:
Хорошо гулять в блаженном небе,
Бережно ступать по облакам.
Растворяясь в благодати милой,
Шлю привет тебе, моя земля.
Ты меня поила и кормила,
В сонме звезд вращаясь и пыля.
Легок путь и благотворен жребий:
Вот я вновь на маленькой земле,
Вот я вновь в любви — и в трудном хлебе,
Вновь хожу в непостижимой мгле.
И когда отчаянью и тлену
Весело противостану я —
Это в сердце бьет прибой вселенной,
Музыка могучая моя.
«Исполнятся поставленные сроки…»
Исполнятся поставленные сроки —
Мы отлетим беспечною гурьбой
Туда, где счастья трудного уроки
Окажутся младенческой игрой.
Мы пролетим сквозь бездны и созвездья
В обещанный божественный приют
Принять за все достойное возмездье —
За нашу горечь, мужество и блуд.
Но знаю я: не хватит сил у сердца,
Уже не помнящего ни о чем,
Понять, что будет и без нас вертеться
Земной — убогий — драгоценный ком.
Там, в холодке сладчайшего эфира,
Следя за глыбой, тонущей вдали,
Мы обожжемся памятью о сиром,
Тяжеловесном счастии земли.
Мы вдруг поймем: сияющего неба,
Пустыни серебристо-голубой
Дороже нам кусок земного хлеба
И пыль земли, невзрачной и рябой.
И благородство гордого пейзажа —
Пространств и звезд, горящих как заря,
Нам не заменит яблони, ни — даже! —
Кривого городского фонаря.
И мы попросим набожно и страстно
О древней сладостной животной мгле,
О новой жизни, бедной и прекрасной,
На милой, на мучительной земле.
Мне думается: позови нас Боже
За семь небес, в простор блаженный свой,
Мы даже там — прости — вздохнем, быть может,
По той тщете, что мы зовем землей.
Благодарность («Смиренномудро отвращаю слух…»)
Смиренномудро отвращаю слух
От неба, что мне ангелы раскрыли.
Мне ль, недостойному, вдруг возвестит петух
Огонь и пенье лучезарных крылий!
Благодарю Тебя за все: за хлеб,
За пыль и жар моей дороги скудной,
За то, что я не навсегда ослеп
Для радости, отчаянной и трудной.
За эту плоть, Тобою обреченную
Вину и хлебу, букве и жене.
За сердце, древним сном отягощенное,
За жизнь и смерть, доверенные мне.
За то, что с детства слышал в небе трубы я
И видел перст, суровый и большой.
За то, что тело, бедное и грубое,
Ты посолил веселою душой.
«Здесь человек живет — гуляет, ест и пишет…»
Здесь человек живет — гуляет, ест и пишет,
И руки жмет знакомым и родным…
Здесь человек живет и благодарно дышит
Прекрасным, вкусным воздухом земным.
И облачко его веселого дыханья
Легко летя в родные небеса,
Проходит древний путь горений и блужданий
И падает на землю, как роса.
И вспоминает он свой лет, свое вращенье
В космической таинственной пыли,
И холода высот, и пламя очищенья,
И все дороги неба и земли.
Веселию, любви и радости послушный,
Он в мужественной вере одолел,
Соблазны пустоты и скуки малодушной,
Бесславный унизительный удел.
Пусть нищий маловер злословит и клевещет,
Здесь ходит некто, счастья не тая,
И жадно трогает рукой земные вещи,
Свидетелей отрады бытия.
Здесь человек живет и благодарно дышит
Он все простил, в стремлении — понять
И, слушая себя, Его дыханье слышит,
И жизнь ему любовница и мать.
«Лежу на грубом берегу…»
Лежу на грубом берегу,
Соленым воздухом согретый,
И жизнь любовно берегу,
Дар многой радости и света.
Интервал:
Закладка: