Анна Брэдстрит - Поэзия США

Как долго мы питали страсть!
В каких объятьях длили путь!
В зеркальном ледяном шатре —
Великолепно нежность пить!

Но волею мужской
Я приказал: «Вот здесь!
Мы спасемся от вечного льда,
От ночей, поглощающих высь».

Ослепительным полчищем, ревом
Льдов, блиставших во мраке суровом,
В прах развеялись наши победы,
С вихрем рухнули в черную клеть,

В бездну, где оглушенная плоть
Позабыла о замысле уст.
Конькобежцы мерцали, как чайки,
Долго длился их медленный спуск.

Царапая когтями лед наскальный,
Скользит, седой, суровый, невесомый,
Он так естественно и так непостижимо,
Как бестелесные кристаллы облаков,
Плывущих под его отсутствующим взором, —
Так леопард следит за караваном.
Быки под чайными тюками тяжко стонут,
Пить, только пить, все только пить хотят,
Контужен каждый жаждой и вселенной,
Их муки — пища для его остывшей жизни,
Для леопарда, он их видит в бездне,
На дне которой где-то лужица воды,
А путь — сквозь лед, сквозь ветер и сквозь ночь.
В песках бесчувственных растянут караван,
Как нить предсмертных, пересохших капилляров, —
Он так медлителен, что кажется недвижным
Для глаза, менее упорного, чем наш…
Средь каменных бездушных лабиринтов
Крошится лед, струится бычий пар,
В прижизненном дыханье —
Обмен последней тишины на шепот смерти.
Весь ужас чувствуют быки, не понимая
Его неотвратимости незримой,
И жадно ждут, чтоб за порогом жизни
Их кровь разбрызгалась в тумане, где таится
Математическая неизбежность зверя.
Крадется и мурлычет леопард,
Качая шестифутовым хвостом;
Он словно спит, он словно спит при этом;
Холодный, вечно беглый, невредимый —
Вот все, что знает он, и весь он в этом,
И весь он в этом: сердце бессердечности.

Дождь уже падал над польскими городами.
А человек, над озером бродя,
Рвал на клочки блестящий целлофан.
Кусок квадратной формы где легко,
Где туго рвался, противопоставив
Упрямое сопротивленье силе.
А человека мучил шум дождя.

Из Лондона приехавшие дети
Плескались в озере. Но человек
Не слышал. Он перо нашел в песке,
Держал в руке, поломанное, смятое,
Как независимость, надежда. Тень под ногами
Лежала среди камней, как наша ученость
Среди развалин погибших библиотек.
Дети играли. Но человек был печален.

Медведь подкрался к Орлу, из черной пасти
Рев изрыгая; звери застыли в страхе,
Европа затемнила города.
И плакал человек, он вспоминал
Полет и оперенье белой чайки.
Волны лизали берег; целлофан
Мелькал в волнах, разорванный на части.
Звери тряслись, Орел взлетел и пал.

В ночь капитуляции Бельгии луна всходила
Поздно, луна запоздалая, луна зловещая
Для англичанина, американца
И для француза. Ночью холодало.
Люди теплее кутались, солдаты
Мерзли, не по сезону, и, конечно,
Беженцы кашляли, и вид и голос
Одних пугал других. И холодало.

Здесь, на шоссе, был мелкий инцидент:
Полный благих намерений болван
Вдруг резко принял вправо и в момент
Стал ангелом, бряцающим на арфе,
Или низвергся в ад, или исчез.
Не думайте, что это ни при чем.
Он был частица этой ночи, этой
Земли, частица горькой, скудной почвы,
Питающей воспоминанья.
Мы
Сидели с Майклом, глядя друг на друга,
За шахматами, пили и играли.
Европой, а не шахматной доской
Мы были заняты. Игра велась
Обычно. Только было очень трудно
Осмыслить ход противника и свой.
«Ужасно», — лондонец сказал, а мы,
Мы говорили с Майклом: близок час,
Когда ни книг, ни музыки у нас
Не будет, ни любви, ни права мыслить.
Мир скоро превратился в мир немых,
Как пишет Генри Адамс [126] Генри Адамс (1838–1918) — историк и писатель, чья автобиография считается одним из лучших образцов этого жанра в литературе США. . Адамс прав.

В ту ночь бесславно кончил Леопольд [127] Леопольд III взошел на бельгийский престол в 1934 г.; им была подписана капитуляция через несколько дней после нападения фашистской Германии на Бельгию.
Предательством — или таков финал
Благих намерений, что он питал,
Дорог, что в ад мостил? А между тем
Луна всходила поздно, холодало,
Много людей погибло, ни о ком
Мы ничего не знаем, а война
Идет, а в сердце — холод, ночь, луна.

Багровая луна неслась на юг,
Туда, куда и мы неслись всю ночь.
Был на три части ленточками туч
Разрезан мрачный и огромный круг,
Красный, как кровь. Машину гнал вперед
Гул двигателя, мозг был перегрет,
Мысли неслись о том, что уже нет
Брата в живых, что он вот-вот умрет.

Двое рожденных матерью одной.
Какой нам рок и срок назначен жить?
Неужто должен голову сложить
На плахе, под багровою луной,
Мой младший брат? Машина мчалась в ночь,
Я цепенел от страха и тупел,
А красный круг висел, а ветер пел:
Скорей, скорей, спеши, спеши, палач.

О, наконец-то: освещенный дом,
Врачи, он ранен, но спасли, больной,
Но жив, и тает ужас ледяной,
И страшный день к утру вчерашним днем
Окажется. И казнь отменена,
Палач позволил брату моему
Подняться. Канула вдали во тьму
Луна, эта кровавая луна.

Хвостатый человек в Нью-Йорк прибудет вскоре
На Выставку. Хвостом хватает сигареты.
Недостающее звено в цепи существ.
Жил на Цейлоне, где, по слухам, плел рогожи,
Покуда не был там учеными открыт.
В каком он возрасте, корреспондент не знает.

Левее два столбца: мать смотрит на ребенка,
Которого подмял тяжелый грузовик,
И мужа вместе с ним, тогда как старший сын —
Он в форме скаута — испуганно глядит.
Как сообщается, все требуют леченья.

В переговорах между Римом и Берлином
Возникли трудности. Есть мненье, что Россия
Не очень дружественна к Лондону. Москва
Разочарована в связи с английской нотой.

Из Лимы. Девочка, пять с половиной лет,
Врач сделал кесарево, все благополучно.
Сын. Наш корреспондент вошел: семья индейцев,
Родильница бледна, застенчива, молчит,
Подарок рядом с ней, картинки: жизнь Марии.

Почти что в центре, в три колонки шириной,
Снимок расплывчатый, но выглядит зловеще,
На снимке — пулемет, поставленный сегодня
Против бастующих в Харлане, штат Кентукки.
Несколько горняков скончались прошлой ночью.
Владельцы шахт об этом: «Уличная драка».