Анна Брэдстрит - Поэзия США

Когда наконец мы добудем свободу, эту прекрасную,
до жути прекрасную штуку, нужную всем, словно воздух,
полезную, как земля, когда наконец завоюем ее для
наших потомков,
когда свобода войдет в наш мозг, в наши нервы, в каждое
биение сердца,
превратится в инстинкт, в рефлекс, когда перестанет быть
раскрашенной пестро игрушкой в руках политиканов
этот человек, бывший раб, негр Дуглас,
избитый бичами и сосланный и все же мечтавший о мире,
где нет одиноких, где нет гонимых, затравленных,
этот человек с сердцем, полным любви, и острым умом
будет увековечен — о, не только риторикой статуй,
не только стихами, легендами и бронзовыми венками,
но жизнями, которые вырастут из его жизни, жизнями,
в которых найдут воплощенье его мечты
об этой прекрасной и необходимой штуке — свободе.

Было время, встречалась с мужчиной
в полосатой рубашке,
Гибким и хищным, как ягуар, а расставшись,
тосковала о нем
В шестидесятиваттном сумраке, горько рыдала:
«О любовь!», «О томительная, о мучительная
любовь!», «О обманчивая, о приманчивая любовь!» —
и вот
Вся в нитях жемчуга появилась на сцене,
к себе привлекая
Восхищенные взоры, блеснула золотыми
зубами — и запела…
Было время, жила в комнатушке, где
на облупленных стенах
Висели дешевые литографии, голубевшие
кукольным небом,
А люди боялись не только восстаний,
не только данных статистики,
Но и просто тревожного шуршания снега
за дверью, мечтали забыться — и вот
В расшитом бисером сатиновом платье,
в страусиных перьях она появилась на сцене,
Сверкнула улыбкой на нас и во тьме,
без огней запела…

Белые братья, слушайте,
Слушайте, черные братья.

Я видел руку,
Подносящую паяльную лампу
К извивающемуся черному телу.
Я видел руку,
Подающую знак
Стрелять по пикетам белых.
Это была
Та же рука.
Вдумайтесь, братья,
Та же рука.

Черные братья, слушайте,
Слушайте, белые братья.
Я слышал слова,
Которыми, словно колючей проволокой,
Разгородили нас.
Я слышал эти слова:
Грязный ниггер! Белое отребье!
Их произнес
Тот же голос.
Вдумайтесь, братья,
Тот же голос.

— Черный наш Гэбриэл!
Тверд как кремень,
Скажи, что ты видишь
В последний свой день?

— Я вижу, как тысячи
Черных рабов
Встают
Из рассыпавшихся гробов;

Весь Юг сотрясают они
Кандалами,
Их кровь полыхает,
Как алое пламя.

— Гэбриэл, Гэбриэл!
Смерть твоя близко уже.
Заветное самое
Желание выскажи.

Пускай, как младенец,
Растет восстанье
Все неустанней
И неустанней,
Пока не обрушит
Рабства подпорки
Раб, проклинающий
Жребий свой горький.

— Гэбриэл, Гэбриэл,
Наш предводитель!
Пусть душу твою
Успокоит Спаситель!

— Удары свои
Я нанес недаром,
И вы наносите
Удар за ударом.

Сверкает на солнце,
Как золотое,
Нашего Гэбриэла
Тело литое.

Висит оно, будто
К восстанью призыв,
И черные знают:
Гэбриэл жив.

Дух его гордый
Парит в поднебесье.
В руке его — меч,
На устах его — песня.

Спой мне песню, о темный певец, о темный поэт,
Чтоб сиял в ней солнечный свет и струился бы лунный свет,
Чтобы шумом дождя и свистом ветра песня твоя была
И звучали бы в ней сквозь ветер и дождь
Полуночные колокола.

Спой мне песню, о темный поэт, о темный певец,
Чтоб была эта песня, как чистая совесть, чиста,
Чтоб была в ней мужская отвага и женская красота;
Чтоб сердца миллионов честных людей
Непрестанно звучали в ней.

Спой мне песню, о темный певец, о темный певец,
Чтобы жила в ней надежда живых человечьих сердец,
Чтобы играл ее ветер на арфах утреннего дождя,
И чтобы росла твоя песня, и чтобы жила она,
Сверкающая, как солнце, ясная, как луна.

Месяц, месяц,
Спрячь свои лучи,
Ведь мой любимый
Придет в ночи.

Спали́ себя, месяц,
Чистым огнем,
Чтоб никто не приметил,
Каким он шел путем.

Чтоб никто не увидел —
Сгори дотла! —
Что мой любимый черный,
А я
бела.

Эта боль прошумит
И пройдет надо мной,
Как проносится град
Над зеленой травой.

Эта боль не согнет
И не сломит меня,
Устрашающий, мудрый,
Снова выпрямлюсь я.

Я видел, как те, кто считает все невозможным,
удерживали искусственный спутник на недалекой
орбите, изменяли его курс, при помощи астронавигации
определяли его координаты…
Я видел, как космические аппараты прослушивали звезды,
недоступные телескопу, и как создавали искусственное
Солнце.
Я видел, как составлялись рекламные тексты: «каждый
кубический дюйм космоса — это чудо», «война — это
игра, в которую не играли бы короли, будь их
подданные умнее».
Эти люди спрашивали: «Как вы относитесь к программи-
рованью прогресса?»
Я видел, как те, что считают все невозможным, замеряли
миллиардную долю секунды, связывали молекулы
узлами, утверждая: «Сегодняшний день устарел».
Я слышал, как электронный мозг диктовал: «О Дистан-
ционные Устройства моделирующих систем, самых
высокочастотных в мире, что́ понесут созданные вами
астероиды через неисследованные пространства, если
мы потеряем атомный луч надежды?
Что значат космические зонды, напряжение и перегрузки,
искусственные нейтроны, если мы не простые земные
созданья, мечтающие посетить лунные сады?»

Они убили ее ночью,
ночью, не говорящей ни да ни нет,
ночью, выдернутой, как страница из книги,
ночью, вырванной из календаря, из будущего,
из мусорных куч,
ночью, струящейся среди звезд…
дюйм темноты, предательский нож,
последний удар под ребро, из которого вышло
человечество,
последний удар в темноте.
Спи, дитя, спи,
когда станешь большой,
будь как Роза…
Мы обшарили всю заболоченную дельту Миссисипи,
мы обыскали изгибы верховий Куэско,
мы нашли только водоросли, только ракушки,
но и там звучали отголоски колыбельной:
были звездные вспышки и войны,
были споры, идеи, сделки,
мы к одежде бесплодных столетий пришивали пуговицы,
а думали все о том же:
о свободе, о хлебе.
Спи, дитя, спи,
когда станешь большой,
будь как Роза…
Ее могила — темные воды канала,
в ее черепе мелкие твари сплели коралловые венки,
отчего она не мертвей нас с тобою…
Где люди восстают —
она воскресает:
ночи в пикетах,
Африка или Испания —
всюду подвиги шепчут ее имя:
поэты, рабочие, земледельцы,
вы подниметесь, как наводненье,
перенесете ее имя через водоразделы к Рейну
и вплетете в волны Красную Розу,
чтобы она запылала в печах Саара
и выжгла воду в том немецком канале,
где могила ее, и на водоразделах мира.
Спи, дитя, спи,
когда станешь большой,
будь как Роза…