Павел Бессонов - Личное мнение

«… Чужая душа – потёмки»
Хорошо рассуждать, пока жив и здоров.
Отвернуться, советов чужих недослушав.
Я сегодня узнал, что сосед мой, Петров,
Этой ночью во сне отдал Боженьке душу.
Что приснилось ему – никому не узнать.
Православная лента на лбу, как путёвка
В те края, где равны и плебеи и знать,
А их души выходят на свет из потёмок.
Но пока и чужую не разглядишь,
И свою укрываешь в потёмках от прочих.
Продолжается то, что считается жизнь.
Если спросят: «Как жизнь?», отзовёшься:
«Не очень…»

Серого цвета рассвет, а ведь был голубым.
Но не уверен, что это природы загадка.
Просто жирнее и гуще над домнами дым
В чашке воды кипячёной всё больше осадка.
И понимаем, какая короткая жизнь.
Трудно успеть за неё что-то сделать толково.
Вот и торопимся взять то, что плохо лежит.
Только теперь всё сложнее нащупать такого,
Вроде бы должен прогресс, о котором трубят,
Жизнь облегчить, наполняя её интересом,
А получается дело, по сути, «труба»
Всё от того же, как мы понимаем, прогресса.

Тот, кто копается в мусорной куче, пожалуй,
Для большинства населения неуважаем.
Мимо идущие, тем более едущие, горожане
Не разбираясь, таких именуют бомжами.
Это, однако, неверно, и уж потому некрасиво.
Есть у любого искателя и жилище и ксива.
Да и дипломы найдутся о высшем гуманитарном.
Не обвинишь их в невежестве элементарном.
Неторопливо у куч они шевелятся разрытых,
Пренебрегая простыми удобствами быта.
Жизни «естественной» зная реальную цену,
Следуя к счастью путём мудреца Диогена.

Он не ошибка, не случайность. Нет!
Судьба его назначила России,
И перечню нас окруживших бед
Глубинные причины есть иные.
Октябрь не тайный заговор вельмож,
Не террористской шайки злая шалость.
Нарыв Российский он рассёк, как нож,
И с гноем кровь здоровая смешалась.
Не унижайте, не топчите тех,
Кого Октябрь вознёс на гребень власти.
Над павшими смеяться нынче грех –
Они несли свои рецепты счастья.
И не бросайте лишь вождям упрёк
За новый мир, казарменно-острожный.
Их миллионный подхватил поток
Разбуженных толчком неосторожным.
Добро и зло неслось в потоке том,
Цвета и формы складывая пестро,
И так смешалось доброе со злом,
Что и теперь их разделить непросто.
Душою Октябрю принадлежа
Гордимся нашей пролетарской хваткой.
Жива в умах идея дележа
И классовая ненависть к достатку.
Те семь десятков лет прошли не зря,
Примята воля поколений с детства,
Багровые ожоги Октября
Передаются внукам по наследству.

Что прошлое? Всего лишь мгновений мозаика
Сложенная как попало.
Что время? Изменяются вещи, старея
И чувства стареют тоже.
Можно возрадоваться – сделано, вроде, немало.
И огорчиться: мог бы сделать получше…

Я уводил тебя навстречу маю,
Всё зная и не зная ни о чём.
Одна дорога, лунная, прямая
Вела нас неразгаданным лучом.
Май бушевал садами, бело-розов,
По-молодому резок и упрям.
Куда идём? Не задаю вопросов,
Оставлю их дождливым сентябрям.
Куда идём, я лишь потом узнаю,
Сто раз закаюсь, снова ошибусь,
Май прокляну – и поклонюсь я маю,
Надеясь возвратиться – не вернусь.
Куда мы шли? Тропинок в жизни много.
Загадочна в ночи их полутьма…
Любовь и юность… Лунная дорога
Всегда пряма. По-прежнему пряма.

Дыханье ночи горячит плечо,
Кудрявый локон мне щекочет кожу.
Благодарю, что чувствую ещё
Ответное волнение, мой Боже!
И молчаливый Космос не гнетёт,
И суета земная не тревожит.
Как всё проходит, этот миг пройдёт.
Благодарю за то, что был он, Боже!

Когда затихнет к вечеру листва,
Затеплит небо звёзды меж деревьев.
Вдруг соловей, один ещё сперва,
Пронижет тишину звенящей трелью.
Потом другой откликнется ему,
Как будто бы у них соревнованье…
И сердце стиснет счастье ожиданья,
Понятное тебе лишь одному.

Мы пьём кагор – божественный нектар.
Не веселит, но остроту овалит
Углов судьбы. Посредственное хвалит
И чепуху городит на алтарь.
Выходим в парк, притихший словно зал
Встречающий решение присяжных.
Мы на скамью знакомую присядем
И к небу молча возведём глаза.
Над нами не угрюмость потолка.
А наших судеб звёздная загадка.
Так грустно почему-то и так сладко,
Когда в моей руке твоя рука.
Я октябрём задумался всерьёз
На полпути к зиме, на перевале,
В осеннем парке, в молчаливом зале,
Светящимся от глаз твоих. От звёзд.

Сердцебиение его и дыхание слито с моим.
Зной его, слякоть весенняя стали моими.
Он от судьбы моей уже неотделим
Лишь потому, что я в нём произнёс твоё имя.
Мой потому, что и сердце оставлено здесь.
В нём, а не где-нибудь, я не дождался ответа…
Памятник что ли у этого дома возвесть,
Что не имеет покуда особой приметы?
Ей ещё долгие годы безлико стареть,
Пятиэтажке унылого серого тона,
Память жива и её невозможно стереть
Как неудачные записи магнитофона.

Лысоватый, немолодой.
Молодая и с виду дурнушка.
Под высокой полночной звездой
Что же их привязало друг к дружке?
И о чём они вместе молчат,
Одинокие, с прочими рядом?
Неизвестной тревоги печать
Словно дымка туманит их взгляды.
В даль подземную мчится вагон.
Чёрный ветер за окнами свищет.
И она неподвижна, и он,
Только руки пожатия ищут.
Что их ждёт? Им самим невдомёк.
Что им надо? Соблазнов так много…
Мрак за окнами быстр и глубок.
Гул колёс наполняет дорогу.
И тоннелю не видно конца…
Вдаль от тех, кто читает и дремлет,
Мотыльками ночными сквозь землю
В жажде света летят их сердца.

Час пробуждения влюблённых,
Рассветный час дарует жизнь.
Прошёл троллейбус полусонный
В пунктире падающих искр.
Твоя рука лежит устало,
Светясь сквозь утреннюю мглу
И сиротливо одеяло
Клубком свернулось на полу.
А за окошком звуки – мимо,
И всё прозрачней синева.
И это так неповторимо,
Что все беспомощны слова.

После мгновений, что свято
Память хранит,
Вдруг неизбежность утраты
Болью пронзит.
Говор за окнами, тени,
Шорох шагов.
К вечному успокоенью
Я не готов.
Кто бы ты ни был, Создатель
Света и тьмы,
Страсти мои и страданья
Прежде уйми,
Холодом сердце наполни,
И уж тогда
Без сожаленья все корни
Тленью отдам.
Ну а пока эти вспышки
Будут в ночи,
Ты уж помедли, Всевышний.
Не хлопочи
Грешное тело и душу
Не разделяй.
После – куда заслуживаю,
В ад ли, в рай…