Владимир Бушин - В прекрасном и яростном мире… Стихи

Зима была такой унылой
И беспросветно-затяжной,
Что всем казалось: с прежней силой
Не обновится мир весной.

Зима была такой тяжёлой —
Метели, вьюги, холода, —
Что думать о весне весёлой
Казалось дико иногда.

Зима была такой жестокой —
Тоска, хандра давили всех, —
Что о весне голубоокой
Мечтать казалось просто грех.

Но день пришёл – она настала
И прядь откинула с чела,
И, как обычно, заблистала,
И, как впервые, расцвела.

Прекрасно всё,
куда ни брошу взор —
Цветы, деревья, птичьи трели, небо,
Безбрежных далей манящий простор,
Волна, бегущая по полю хлеба.

Прекрасно всё,
что слышу – дальний смех,
Шуршанье листьев, лёгкий шаг любимой,
Шум детских нестареющих потех,
Свист крыльев птицы, пролетевшей мимо.

Прекрасно всё,
что ощущаю я
И рук, и тела каждым сантиметром —
Текучих вод прохладная струя,
Полдневный зной и дуновенье ветра.

Прекрасно всё,
что на душе сейчас —
Любовь, восторг, печаль, благодаренье…
Со мной и с вами было так не раз —
И всё-таки достойно удивленья!

Нельзя включить воспоминания,
Как телевизор или свет —
Тут бесполезны все старания,
Тут никаких рецептов нет.

Они приходят как бы сами.
Законы их сложны, тонки,
Но, уж явясь, идут за нами
Порой до гробовой доски.

Когда мне снится-вспоминается
То, что я видел на войне,
Со мною иногда случается —
Кричу невольно я во сне.
Как я боюсь, чтоб этот крик
В твою светёлку не проник.

Ты всего на три года моложе меня —
В нашем возрасте это пустяк.
Но меня опалило дыханье огня,
Хоть и ты уж давно не простак.

И тебе довелось натерпеться всего,
Тоже лиха досталось хлебнуть,
Только горьких прозрений пути моего
Не знавал и не знает твой путь.

Я тебе это вовсе не ставлю в вину.
Никому не судья, не кумир, —
Просто видел я
больше тебя
на войну,
На огромный и яростный мир.

Он в эту ночь уснуть не может,
Сосед мой, отставной майор.
Та боль его доныне гложет,
Тот гнев горит в нём до сих пор.

А если и вздремнёт усталый,
То уж в четыре-то часа,
Как по команде запоздалой,
Он вскочит и протрёт глаза.

И перед ним опять виденья
Того рассвета, дня того,
Когда свершилось нападенье
На землю милую его.

На пограничном полустанке
Их было горсточка людей,
И через них прорвались танки
На спящих женщин и детей.

Он будто слышал, как граница
Внезапно хряснула. А он
Мог лишь стонать да материться,
Последний расстреляв патрон.

Ему нет дела до масштаба
Чужой вины и в чём вина.
Просчёты Сталина, Генштаба
Он на себя берёт сполна,

Поскольку в том бою неравном
Остановить врага не смог
На направленье самом главном,
Что прямо к сердцу – на восток.

Те танки-псы да бомбовозы
Тогда побили всю братву…
И он сейчас глотает слёзы
Да шепчет: – А вот я живу…

Старик не верил в Бога сроду,
Но вот уже в конце пути,
Как Богу, молится народу:
Ведь ты всемилостив. Прости…

Всем, за Россию павшим, слава
И память скорбная вовек!
Их свято чтят и мать-держава
И каждый честный человек.

О всех нам не избыть печали
Средь будней, праздников и дел,
Но у того, кто пал в начале
Особый всё-таки удел…

Им, кто сражался в Бресте, в Орше,
В Смоленске, Вязьме, у Орла,
В земле лежать не всех ли горше? —
Им неизвестно, чья взяла.

Они не знают, удалось ли
Нам отстоять Москву зимой
И как и что там было после
Со всею Русью, всей страной.

И что с детьми? И что с женою?
Жива ли мать? И где отец?
Ещё пойдём ломить стеною
Или уже всему конец?..

Над ними годы проплывают,
Как многотонные суда,
Но ничего они не знают
И не узнают никогда.

Но без раздумий всё отдали,
Всё совершили, что могли
И, не колеблясь, прахом стали
Родной единственной земли.

Осень сорок второго года.
Мы от фронта верстах в пяти.
Учат нас. Командиром взвода
Изверг – хуже не приведи.

Только зыкнет бывало: «Связью
Обеспечить КП за час!»
И бежишь, и ползёшь ты грязью,
И потеешь ты десять раз.

Как спасения ждешь отбоя.
Он нужней, чем хлеба кусок.
Только снова: «Тревога! К бою!»
Или – ночью-то! – марш-бросок.

С полной выкладкой, всё по форме.
Верст на двадцать – «Вперёд, братва!»
И не поят тебя, не кормят,
И душа в тебе чуть жива.

Вот и ноги совсем как вата.
А комвзвода – песню свою:
«Тяжело в ученье, ребята,
Но ещё тяжелей в бою!»

Кто-то раз ему брякнул: «Врете!»
Да и я считал, что брехня.
Но при первом же артналёте
Он от взрыва прикрыл меня.

Сорок четвёртый. Польша. Висла.
Мне двадцать лет. И как Вийон,
Я жизнь люблю сильнее смысла,
Сильней значения её.

Как все, хотел в живых остаться,
Без костылей прийти с войны,
Но, как нетрудно догадаться,
Я знать не мог ещё цены

Любви, испитой полным кубком,
Отцовства радостям простым,
Труду, смиренью и уступкам,
Ветвям черёмухи густым,

Неторопливым наслажденьям
Неспешного теченья дум,
Случайным нежным песнопеньям,
Тропе, что выбрал наобум…

Потом лишь это всё изведав,
Я оценить сумел вполне,
Что отдал на алтарь Победы
10-й «А» на той войне.

Всё ближе заветная дата.
Я верю, что в этом году
Нелёгкой походкой солдата
К тебе на крыльцо я взойду.

На стук мой ты вскочишь с постели
И, дверь не прикрыв за собой,
К потёртой и пыльной шинели
Прижмёшься горячей щекой.