Елена Булатова - Эрмитаж памяти

Придет и солнце, и уйдут печали.

Я засыпаю с книжкою в руках,

И вспоминаю маму, в той же позе

Сидящей в кресле. Время на часах

Застыло в середине дня. И в бозе

Почившей мамы нету на земле.

А капли дождика все те же на стекле…

Три тени я бросаю на асфальт:

Две тени от окрестных фонарей,

А третью тень едва отметил взгляд —

Та от луны…

Две тени изменяются в ночи —

Они растут и исчезают в ней.

А третья не желает ни расти,

Ни исчезать…

Две тени ярки. Третьей вид уныл,

Зато сумеет форму удержать.

Ли Бо – мудрец, стихи ей посвятил,

А я могу бумагу лишь марать.

Играет ветер в сказке Андерсена,

Насмешник, вывески меняет по пути.

А здесь, разбойник, раскачал телеантенны

И мусорные баки своротил.

Февраль порывист, точное поверье,

Листву несёт и пальмы распушил.

Орёл взъерошенный наземь роняет перья,

А Фаренгейт свой градус уронил.

Сирены полицейских с воем ветра

Нетрудно перепутать в феврале.

Бездумна ярость солнечного спектра,

Безумно отраженье на земле.

Выходишь на порог – слепит глаза,

И скачут врассыпную белки.

А мысли – вызвала вчерашняя гроза —

Смешны и мелки.

Ветрило жуткий сучья наломал,

Дождь начисто отмыл дорогу.

Тандем китайский – мимо. Помахал

Флажком – хвостом и смёл тревогу.

Прозрачен воздух – чудо! Хорошо,

Что я пораньше выскочила утром.

Прохлада свежая. Народ пошёл,

А то не видно никого. И взялся ниоткуда.

Опрокинутый мир наблюдаю я

в луже, набухшей

После сильного ливня,

Льющего кряду два дня.

Весь в кусочках коллаж ускользает

от взгляда идущей,

Проявляется рядом

и вновь поражает меня.

Отражение сущего

странно заманчиво взору.

Ограниченный мир

остановит вниманье на нём.

Концентрирует рама

расплывчатость круга обзора.

Стой, – мгновенье прекрасно,

рождённое просто дождём.

Такая тишина – посёлок вымер. Даже

Авто проехавшего рёв

Воспринимается спокойно. Сквер

Заполнен нежным пересвистом. Важен

Чирикающий голосок американки,

Вываливающейся из машины Лендровер.

Забил мне уши ватой серый день,

Добавил глухоты и насморк.

Пуст переулок. Я иду, как тень,

Едва шурша кроссовками. И раструб

Гудящего воздуходува смолк

Под пальцем мексиканца. Тихо. Щёлк.

Не слышу грохота дороги —

Я слышу только пенье птиц.

Улисс коварный, грек Улисс

Меня уводит от порога.

Взрывают новости TV —

Не слышу, не хочу, не знаю, —

Я в лес из дома убегаю —

Зелёной тайной удиви.

Долг, дело схватят за подол —

Роса в глазах моих сияет,

Ручей в болотце исчезает,

И зелен дол.

Гремят опасностью дороги,

Экран неимоверно зол,

Дела опутывают ноги —

Но зелен дол…

Сегодня травы расцвели,

И пыль-пыльца

Летит над лугом, исчезая.

И странный запах в чуткий нос,

Как на ловца

И зверь бежит, и тает, тает.

Капризом сорванный цветок

На том же месте:

– Возьми с собой меня, дружок,

Снеси невесте.

Девчонка где-то допоздна.

Ей нету дела

До символа чужого зла,

И зло приспело…

Как тепло в том лесу, —

Постепенно снимаешь с себя,

Как капустные листья,

Рубашки и кофты.

Их несёшь навесу,

И они всё свисают, скользя.

Подбираешь с боков

Разноцветные лохмы.

Чёрно-сизая туча

Пугает обильным дождём, —

Не грози, не пугай, —

Вооружён автоматом,

Раскрывается зонтик

С тихим весёлым щелчком.

Гром отгрохал меня

Лишь раскатистым матом.

Ковёр из хвои шаг мягчит.

Мокреть который день недели.

И одинокий московит

Спешит к теплу своей постели.

А я свой удлиняю путь

Туда, где сосны строй равняют,

Побаиваюсь, но чуть-чуть,

Что хулиганы нападают.

Иду туда, где иван-чай

Лиловы копья поднял к небу,

И где крапива, невзначай

Ужалив, празднует победу.

Застрявши в зарослях осин,

Тропа в низине исчезает,

Где над ручьём зелёный тмин

Под ветром головой качает —

Свой резкий запах расточает

В траве оборванный жасмин.

Знакомый лес, сквозь гул машин

И рёв сирены дальнобойной

Спешу к тебе опять – как сын,

Как блудный, но уже прощённый.

Сегодня вторник. Мрак с утра

Октябрь в разгаре объявляет.

Скорей на улицу, пора —

Июль шальной в лесу гуляет.

Трава, разбухнув от дождя,

Все тропы разом захватила.

Промокнешь вдрызг, насквозь идя

Зелёных стен – такая сила.

Скользнёшь и, вздрогнув, устоишь

Перед большой зелёной лужей,

На рыжие стволы глядишь

Вниз-зеркалом она здесь служит.

Стрекочет, цвиркает, свистит

Птиц оголтело-звонких стая.

МКАД оглушительно гудит,

Кольцом пространство замыкая.

Болотце, лужица, ручей.

Высоковольтная над ними.

Мирок неброский, мир ничей —

Пройдёшь, не оглянувшись, мимо.

Постой, прислушайся, чужак,

Замри, и чудо совершится —

Жизнь остановится, а шар

Земной, он дальше устремится.

Трава до неба поднялась.

Был жёлтым луг, теперь лиловый,

И там, где просека вилась,

Кустарник встал белоголовый.

Коренья вспучили тропу —

Смотри, не зацепись ногою,

Ставь осторожнее стопу,

Простяся с лёгкостью былою

И с тою резвой, молодою,

Что оглянулась на бегу.

Испанские танцорки в красных платьях

И черных нижних юбках моют кар.

Мелькают, вьются в диком южном танце,

Как будто укусил тарантул. Душит жар.

Смиренное авто прижалось на поддоне

И терпит многократный мордохлест,

Как виноватый муж, как зек на зоне, —

Распущенность руки, как добродельный перст.

В сияньи солнца появляется машина

Из пены Афродитою самой.

Водитель рад рождению любимой

И заливает газом с головой.

За зеркало берусь

И с отвращением

Отбрасываю прочь:

Не я, не Маргарита – грусть

Глядит с волненьем:

Ночь на пороге, ночь.

Казалось, только что

Рвала я снимки,

Где лишь намёк морщин.

«Промчалось былое», и вот

Легли снежинки

Сугробами седин.

Как Гойя написал

«До самой смерти»

Кокетку не унять.

Что ищешь ты в тени зеркал?

Собрались черти

К себе красотку взять.

Заметен возраст лишь,

Когда надолго

Уедешь от друзей.

Как в зеркало на них глядишь

И видишь только

Себя на склоне дней.

О боже, пахнет эвкалипт