Злата Устова - Этюд на счастье

и так умеют нежное баюкать,
что просыпаться – значит согрешить,
и я дождей ноктюрновые звуки
на длинную нанизываю нить…

я засиделась на этюдах…
прости, но ты тому виною,
мой сон, кристалл мой, паранойя,
моя ангина и простуда.

а на холсте – покой и воля,
и бродит ветер белый-белый,
не горячится и не делит,
не задевает за живое…

оно в душе, моё творенье,
смешенье странностей и красок,
от бурь укрытое, от сглаза,
пропахло мёдом и сиренью,

пропахло дымом и прибоем,
лакает молоко и воду,
и любопытных за нос водит
в словах петляющей тропою…

Юпитер сердится, волнуется Юпитер,
хранил терпение, и надо ж – обронил…
созданья нежные, немного потерпите,
на чувства что-нибудь накиньте из брони.

последний зубчик на коварной дерзкой молнии
замкните строгою собачкой до поры.
и пусть сегодня вам несладко и несолоно,
вернутся правила божественной игры.

прольётся дождь, качнутся радужные омуты,
и станет пряным аромат умытых трав,
и Прометеевы слова невольно вспомните:
Юпитер сердится, а стало быть, неправ!

припудрятся липы-старушки
цветочной медовой пыльцой,
пчелиной семейке – пирушка,
смущённой невесте – кольцо
и милые шутки помолвки,
и будущего благодать,
где путь бесконечен и шёлков,
мечтам-караванам под стать.

нашей обители – тысяча лет,
время течёт, как в замедленной съёмке…
как объяснить этот взрослый секрет
льющей напрасные слёзы девчонке?

как рассказать, что в прохладной тени
вьёт свои гнёзда небесное счастье?
преданный ангел обитель хранит,
сны укрывает, жалеет и ластит,

нет здесь тарантулов, змей и акул…
сад – вот и всё, что любовно взрастили,
чтобы вплетать осторожно в строку
белое облако трепетных лилий.

когда лукавый режиссёр
«мотор!» – воскликнул,
благоухало счастьем всё
и земляникой.

кружили птицы высоко,
сияли звёзды,
жить было в повести такой
легко и просто…

но как же так? нужна гроза,
диктуют жанры,
и режиссёр «йю-ххуу!» – сказал,
схватил за жабры,

сюжет «на раз» перекроив,
добавив жути,
увёл героев в детектив,
в тот промежуток,

где справа – хук и слева – страх,
тоска по центру,
где всем мечтам приходит крах,
где пьют абсент и

клянут творящего бедлам
и просят чуда,
и отпущения козла
находят всюду…

меня там нет – ни в кадре, ни
в канве сюжета,
я в кружевной сижу тени,
вдыхаю лето,

ни суеты в моём кино,
ни бэк-вокала,
слезливой сцены – ни одной,
да и финала…

пусто на маленькой улочке,
к небу поднимешь глаза —
облако белой Снегурочкой
в летних прозрачных слезах.
что же ты, сказочник, выдумал?
милых зачем разлучил?
падают в мальвы обиды, и
блекнут цветные лучи…

солнце – оранжевый мячик
скатится за горизонт,
воздух остынет горячий,
сумрак неслышно вползёт
в дом утомлённой улиткой,
выскользнут спицы из рук,
сны из небесной кибитки
полночь рассыплет вокруг…

в заводи тихой луна и кувшинки,
раз-два-три… раз-два-три… раз…
будто вальсок на старинной пластинке,
будто все скрипки для нас
в травах прибрежных, высоких и пряных,
в этот полуночный час,
робкий вальсок наш и чуточку пьяный,
раз-два-три… раз-два-три… раз…

я привыкаю к тишине.
она закрыла плотно ставни,
и мир, знакомый мне недавно,
нырнул, лежит теперь на дне.

волной уносит океан
земные звуки прежних песен,
в лазурной бархатной завесе
таит чарующий обман.

ласкает слух уже другой
мотив у зыбкой колыбели,
стихают праздничные трели,
и власть свою берёт покой.

как вольно жить без протокола,
без тесных галстуков и стен,
сбежать в объятья правды голой,
душой наивно сдаться в плен

неспешной музыке природы
и слушать, слушать каждый звук…
их тайна не для громкой оды —
для нежной песенки, мой друг.

слёзными письмами топим камин.
там, за окном, возле нашей скамьи
вече синичье…

вечность летим и летим к облакам.
чувствовать воздух опорой рукам
стало привычным…

зонтик прозрачный – сезонный каприз.
там, где кончается белый карниз —
чёрная кошка…

буква за буквой горит алфавит.
не причитает душа, не болит,
жаль их немножко…

этюд осеннего дождя —
и перебранка струй и капель,
и со стекла стекает на пол
мотивов вспыльчивых вражда.

и отраженье фонарей
в осколках крон, асфальт укрывших,
дома промокшие и крыши
под стать объявленной игре…

настроив ржавую струну,
берёт смычок сверчок запечный:
скри-скри… и уплывает вечер
в его уютную страну.

мелодия упрятана под крышку
рояля, зачехлённого тобою,
тобою и пугливой серой мышкой,
а ветер проклятущий воет, воет…

терзает пару нот – огрызок оды
весеннему нашествию апреля,
весёлому шкворчанью сковородок,
урезав грандиозное до трели,

до тоники тональности угрюмой,
гудком гудит занудливым и рушит
мечты и мачты, и трюмо, и трюмы
судёнышек смешных вруна и вруши…

не будет ссор…
сор
хоботом пылесосовым
в брюхо с гудящими осами,
злыми вопросами,
косточкой абрикосовой
затянут, складирован,
пакетирован…
пикетировать не резон —
как же прав Доризо…

небо моё – истина и прохлада.
и неизменно рядом – солнце моё,
в аквамарине белое,
то, что пустыню делает
оазисом
мыслей живительных.
пейте, пойте, живите! и
отражайте улыбку лучистую!
Боже мой, чисто как…