Array Коллектив авторов - 6 ЛИТО

Причастие сродни расстрелу:
Когда ты один перед всеми,
Глаза в глаза.
Подставивший сердце, подставивший темя
Для пули или креста.
И дрогнет безвольно тело
От выстрела или слов.
К причастию, как к расстрелу,
Готов.

Снится, будто я могу тебе написать.
Абонент доступен, полет нормальный.
На одно мгновение лишь присядь,
Поболтай со мной не о страшных тайнах —
О котах, о мальчиках, обо всем,
Что всегда любила и так же любишь…
Посиди немножко со мной вдвоем
Здесь, среди живых, не сносивших рубищ,
Не узнавших, как это – умирать,
Когда тебе двадцать и ты, влюбленный,
Обречен на капельницы, кровать,
И вовеки каменные только клены.

Октябрь – и вещи уже на балконе совсем не сохнут;
время кольцует, смеется, делает нас большими,
и снова такая осень, что проще сдохнуть,
чем отпустить со словами «но ты пиши мне».

Но ты пиши мне.
Я буду фоток твоих охранником или вором,
маячить по холоду нашей любимой Бронной
и пальцами помнить пульс в углубленье горла
и то, что деревья ночные становятся морем.

Становятся морем
на стенах, подушке и тихих спинах,
Мосгаз с Мосэнерго дадут нам угля – согреться,
какая холодная будет зима, мне уже противно,
какая дурацкая будет весна, мне уже не спеться,

не спеться
ни с кем, как с тобой. И приходит нежить,
«останься со мной» – это тоже совсем из тех
романов, где по страницам немым кортежем
шатаются фразы вроде бабочек в животе.

Бабочек в животах —
не бывает. Там бьются вены, качаются лейкоциты,
стучит наковальня желудка, скрипит напалмом.
Я знала: мои ладони полны магнитом,
а ты – железом. И нас срывает, и прямо на пол.

И прямо на пол
все падает с гулким грохотом, скрипом, лостом.
Проверь меня временем, медными трубами, долгим стажем,
на прочность и верность, на соответствие разным ГОСТам,
поверь мне, что так еще не было. Так же – страшно.

Во Франции говорят, у каждой женщины должно быть
опасное черное платье,
узкие запястья, выгоревшие волосы.
Говорят, у каждой – должен быть муж, чтобы врать ему,
в руках – платина, и бронза – в голосе.

Во Франции говорят: у тебя что, нет любовника?
(следует переводить: ты что, никого не любишь?)
Во Франции женщины челку стригут так ровно,
чтобы она равнялась с линией железных крыш.

Во Франции говорят: ври, пока есть о чем,
оставляй чаевые, гони на последние в Ниццу.
Они улыбаются, щурятся до морщин – и солнце тут
ни при чем,
просто им нравится чувствовать мышцы.

Имя твое впечаталось в губы
Фатально.
Шепчу его даже во сне —
В два удара по нёбу.
Сжимаю и пальцы, и зубы,
Чтобы не плакать.
Когда ты – навстречу,
Сердце ломает рёбра.
Но чувствую прочно:
Я не имею права
Врываться в твоё сознание.
В кожу. В график.
Как только признаюсь —
Ты подаришь мне барабан,
Чтобы я колонну возглавила
Идущих на фиг.

Вечера в театральных пабах.
Швыряю грог в больное горло,
Словно это люголь.
Французский мужчина
С манерами изящной фабулы
Для киноромана
Поправляет гольфы.

Мальчишка дышит руками,
Извлекая из мехов аккордеонных
Всю соль и сладость.
Я люблю тебя за ночь до встречи,
Потому что она-таки будет.
Такая радость:

Твоим «рядом» измучить зрачки
До потери билета на поезд.
Я не хочу уезжать,
К вечеру потеплело и снежило.
После

Французский бармен учтиво предложит
Все самолеты, маршрутки и корабли,
А я промолчу – мои губы свело восторгом
От мысли, что знаю цвет твоего шабли…

что в твоих руках такое, чего нет в других,
чему подчиняются пуговицы и рули,
чем ты таким ворочаешь в моей груди
черные несгораемые угли?

что в твоем взгляде, откуда искры летят,
и как мое сердце закрыто тобой в блокпост,
и как ты внутри меня поместилась вся
во весь человеческий рост?

что ты там делаешь, мне проще с ума сойти,
что все перепонки зажало между костями,
не иначе, как хочешь вон из меня уйти,
путь прокладывая локтями.

что ты сказала, или не было ничего,
почему мой врач не пришел за меня болеть,
под глазами протерлось розовое сукно,
а могло бы и заржаветь.

я не вижу полной картины, одни мазки,
все расстроено и разрушено, коротит,
просто приди, подуй на мои виски,
там уже горит.

а любовь оказалась не опухоль, но киста —
умереть от нее не решилась, лечить достало.
по каким-то однако неведомым мне местам
время чего-то по-своему здесь расставило.

и не видно края этому небытью, и мрак
окружает меня, раскалывает до бела,
но, увы, я собака, меня натаскали так,
и я за косяк цепляюсь, чтобы не прогнала.

и мои вторженья подобны насилию и грабежу,
так и живу по инерции рядом и не по средствам,
а что до соитий – так я ежедневно в нее вхожу
каждым своим идиотским текстом.

Ты исчезла в слове «никогда»,
В трёх слогах, в трёх ипостасях грусти.
Не кивнёт забвенье, не отпустит,
Не вернёт до Страшного суда.
Только я ведь правды не ищу,
Мне нужна последняя надежда:
Не на то, что встретимся, как прежде,
А на то, что, встретившись, прощу…

С кем-нибудь смазливым, ясноглазым
Загулять бы опытной весне.
Шлёпая по тающим топазам,
Умилиться сочной новизне…

Голосом примеривает ветер
Отблески зари на облаках.
Эх, весне забыть бы всё на свете,
Да с зимой осталась на руках —

С дряхлою, болезненной старухой,
От которой страшно отойти…
Кончится, и небо станет пухом.
Мальчик, ясноглазый, погрусти!

Пред лицом чужих разлук
Стыдно радоваться жизни.
Или всех я здесь капризней?
Счастье валится из рук,