Наталья Тимофеева - Амбивалентность

Я иду по бровочке дорожной,
Звуки мира тонут в тишине,
И летят снежинки осторожно,
Ластясь с тихой нежностью ко мне.

Театр теней, – движение и звук,
Неясный фон и чёрное скольженье
По мановенью неизвестных рук
За пеленою снега, – наважденье,
Иль этой зимней ночи колдовство
Назначено земле во искупленье?
Как безутешно вьюжное вдовство,
Её тоски декабрьской исступленье,
Когда она, не зная, где предел
Разгула тьмы и ветреного буйства,
Кочует в поле белая, как мел,
И охлаждает кровь и гасит чувства,
Шепча свои заклятья с ветром в лад,
И только лес, как тень, скользит за нею…
А где-то ёлки празднично горят,
Но никому не светят и не греют
Просторов этой грешной стороны.
Театр теней – движение и звуки…
Как неподъёмна боль моей страны,
Как много ей досталось слёз и муки!
А Новый год – лишь символ в облацех,
В чумном бараке пьяная гулянка.
Цеховикам у власти – нервный смех,
А дуракам под властью – спозаранку
Похмельный абстинент вкусить сполна
И жить сначала, как и прежде было…
Вновь плещет вьюги резвая волна,
Вновь телевизор источает мыло,
А гусь в духовке пахнет чесноком…
Змея ползёт, голов своих не пряча…
Театр теней приветствует молчком
Всех зрителей наивных наудачу.

По ледяной беспамятной равнине
Рассыпал ветер чёрное зерно
Ольховых шишек, на берёзах – иней,
В цветах сурьмяных банное окно.

В снегу следы глубокие цепочкой
Оставил мне неведомый пришлец,
И вышил ворон крестовидной строчкой
Ступени заметённые крылец.

Приветно блещет утреннее соло
Неяркого луча, пушистый сон
Припорошил накатанный просёлок
И взял деревню целую в полон…

В кормушке птичьей гомон, токовище,
Крылатый шум, возня, мельканье глаз…
И только ветер бесприютный рыщет,
Взметая колкий по-над лесом газ.

Как чёрный лёд, мерцает ночь,
Попав в лампадное сиянье
Луны неполной. Превозмочь
Ей невозможно расстоянье,

Соединившись с пустотой
За гранью видимого света.
Она и грешной и святой
Стать успевает до рассвета.

Дыханье мерное её
Несложно распознать глазами,
Услышать, как мороз куёт
Земному лону под парами

Кольчужный пояс, серебра
На труд свой ратный не жалея.
И раздувают мех ветра,
Над зимней кузней свирепея…

Король касаний, ветер долгоногий,
Опять ты землю раскачал подвздох!
Кривой сосулькой светоч мой двурогий —
Тихоня-месяц стаял и иссох.

Царапаясь, за полог зацепился —
За чёрный продырявленный навес,
И свет невзрачный холодно пролился
И вмиг за тучей байховой исчез.

Куда деваться от печали вещей
В распадке жизни, если ясен путь?
Вновь равнодушно звёздный ковшик плещет
Сыпучий иней, и зовёт уснуть…

Мой зимний сон записан на снегу
Следами птиц, мистическим сияньем…
Но соловеет ветер на бегу,
Под южным молодея обаяньем.

Что после сна? Налипнет льдистый шлейф
На ветви, почерневшие от горя?
Ворона на колодце дамой треф
Усядется, раскаркавшись в миноре?

Опять дорога речкой потечёт,
Ввергаясь в непролазное распутье,
А после вдруг наступит Новый год
С невероятно пошлой телемутью?

Чему-то будет радоваться люд,
Пуская фейерверки и петарды,
И год пришедший «новым» назовут,
И будут счастью несказанно рады,

Что нет войны, что есть еда и хлеб,
Что обокрали вновь, но не до нитки
Дебил с бандитом, милостью судеб
Стране наддав дуэтом под микитки?

Не слёзы ли – декабрьский этот дождь —
Земли, уставшей от вранья и драки?
Он сам похож на каверзную ложь,
Среди зимы в ночном пролившись мраке.

***

Сквозь паузы ветра звучит одинокая нота, —
Плывёт через сумерки голос вечерней зари,
Как будто бы ищет в холодной пустыне кого-то,
Способного вместе с туманом в пространстве парить.

И домною плавит величие грёз колокольня,
А колокол, словно дитя, торопливо речист,
И чёрной неведомой птицей над пажитью дольней
Летит пономарь, как и ветер, упрямый солист.

Он в ряске крылатой, и руки его не одеты,
Они – тоже птицы, в верёвочных бьются силках…
И в сумерках звук с колокольни, как проблески света,
Сквозь паузы ветра звенит и звенит в облаках…

Моей душе потребна тишина,
Её постигли разочарованья.
И потому душа моя больна,
Что оказалась пленницей сознанья.

Когда сердечных мук не превозмочь
И от печали скрыться невозможно,
Душе на помощь прибегает ночь
И тишиной врачует осторожно.

От скорби сон проворный утолит
И ничего в награду не попросит…
А в свете лунном мир вокруг дрожит,
Как бриллиант, и ветер тучки носит…

Во тьме ночной есть первозданный страх,
Но и любовь в ней обитает тоже.
И тают звёзды снега на губах,
И жизни миг становится дороже.

И вот пришла желанная моя
Благая тишь, унявшая тревогу.
Она одна мне кровная родня
И проводница трепетная к Богу.

От скорби сон проворный утолит
И ничего в награду не попросит…
А в свете лунном мир вокруг дрожит,
Как бриллиант, и ветер тучки носит…

Дорога инеем сребрится —
Сонливый убелённый путь…
Лишь пар вдоль зимника клубится,
Да снега намело по грудь.

Желтеет солнце над распадком,
Скупясь, холодный тусклый сок
Плеща, играет с тучей в прятки,
Окрасив нехотя восток.

И, нежности коварной полон,
Струится воздух ледяной,
И лес, морозами закован,
Искрится праздной белизной.

Но вдруг, как высверк, на поляне
Краснее крови алый куст
В рассветной разгорелся рани
Под снежный неуёмный хруст.

Калины тоненькие прутья,
Свой драгоценный дар держа,
Наполнили пространство сутью.
Как в сердце замершее жар

Вливает чувство ненароком,
Так ягод огненный привет
Затеплил в царствии жестоком
И сонном ясный чистый свет…

Мороз горстями сыплет бриллианты, —
Стеклянный лес затеплился огнём.
На елях и сосёнках – аксельбанты,
Берёзы ветви выплели дождём.
Хрустальный дождь… свечение и звуки…
Какая нежность в струях ледяных!
Ивняк речной свои топорщит луки,
И стрелы ветра застревают в них.
Река стоит… От холода застыли
И почернели в лавах камыши,
Посыпанные блёстками ванили,
Осока тихо рыжая шуршит,
Как нота утра, скупо-бережливо…
Под невесомой сутью бытия
Лишь я молчу, рассветного прилива
Седая бесприютная родня.