Сергей Магид - Angulus / Opticus. Третья книга стихотворений. 2009–2011 гг.

пророк Элиягу вошел в пустыню на день пути
устал сел под можжевеловый куст
просил смерти, сказал: «можжевеловый куст
можжевеловый куст, остывающий лепет изменчивых уст,
довольно уже Господи
возьми душу мою ибо я не лучше отцов моих»
и заснул под можжевеловым кустом

Ангел коснулся его во сне сказал ему встань ешь

он проснулся взглянул у изголовья его печеная лепешка
кувшин воды он поел напился опять заснул

возвратился Ангел Господень во второй раз
коснулся его сказал встань ешь пей
ибо дальняя дорога перед тобою

встал он поел напился
подкрепившись этой пищей шел сорок дней сорок ночей
до горы Божьей Хорив

прошу Тебя Господи
дай мне эту пишу которую ты дал пророку Элиягу
чтобы мне хватило ее хотя бы на сорок дней
сорок ночей пока не дойду до горы Твоей
где получу указания Твои как мне жить дальше
потому что без Тебя я ничто Господи пустая букашка
мечущаяся по оконному стеклу не соображающая
как ей вылететь на волю в Твои пространства

пошли мне Ангела Твоего чтоб я узнал его в толпе
пусть коснется меня в метро
на трамвайной остановке
у входа в библиотеку
даст мне кусок хлеба стакан воды
скажет вдохновляющее слово

и пойду дальше

о подвиге ли речь?
нет лишь о том
чтобы услышать
понять
подняться
сделать шаг.

любой из тех что здесь летают вокруг меня
так что звенит в ушах и я глохну
от их присутствия
с каждым днем
на правое ухо совсем уже оглох
теперь очередь за левым

вот уже ни черта не слышу, кроме ангелов
а те все путают (или я?):
вместо добра слышу зло
вместо целомудрия похоть
вместо смирения вызов
вместо любви отторжение

потому что любовь ужасна в своем эгоизме
добро за добро равняется кабале
добродетель лицемерна и ищет похвал
целомудрие целиком умудряется заполнить голову
не оставив в ней места для мысли
смирение преисполнено гордости за то что оно есть
покорность – затаенного гнева
послушание – застывшей ненависти
все что хорошо кончается плохо
а потом приходят посланцы Божий

один звонит в первый звонок
другой во второй
до тебя наконец начинает доходить что это больше не игра
что это давно уже всерьез
и выбирать можно было только из того
что осталось за спиной
в 10 часов сентябрьского вечера в подъезде
студенческого общежития в стрельне
сорок лет назад
а кроме этого было всего лишь все остальное
и вот тут приходит третий и ты наконец видишь
что в общем-то jeder engel
ist schrecklich.

где-то ревет бесконечный прибой
кто-то не спит слыша грохот волн
разбивающихся о берег

а у меня в ушах полная тишина
окно настежь
недвижный черный воздух
жаркая ночь снаружи
беспокойство внутри
беззвездное небо сверху
ничего не происходит
четыре ноль три утра

ни побед ни поражений
одно стояние на столпе
бесконечное
и глухота в ушах от грохота жизни
разбивающейся о голову
каждый день.

слоняюсь ночью в кухнях одиночеств,
ищу вслепую смыслы снов,
но вяло в глубине пророчеств
колышет плавником улов,

а ночь стоит, в ней застревает небо,
над головой провисшее в пути,
и мечется язык, и все нелепо,
и слов для жизни не найти.

утром чувствую Христа
как рубашку на спине,
норму с чистого листа
начиная в полусне.

утром чувствую свой ум
исторически простым,
не изношенным от дум
и животно молодым.

утром чувствуется день
как ступенька в небеса,
как окошко в чудеса,
для которых жить не лень.

утром в город выхожу,
удивляясь каждый раз,
что вообще еще хожу,
открывая третий глаз.

предпочитать разнообразие формы
политическим метаморфозам.
не стремиться к цели.
жить и зимой – собранным и тверезым,
подобно ели.

стоять в духе, смотреть непременно влево,
слушать покой вселенной,
тропе военной
предпочитая вечное древо,

уходящее корнями опыта и сознанья
в пространство меж облаком и травою,
там, где единственное заданье, —
быть собою.

зима, рождественские дни.
уже замерзло пять бездомных,
уже замерзшие, они
в нечеловечески безмолвных
мирах летят как снег босой
снижаясь в пригород бесшумно,
срезая ледяной косой
всё, что греется разумно,
вдали от всех живых природ
природу веры поглощая
в домах, где молится, прощая
себя, рождественский народ.

чистая слепая вера
бросающая вызов здравому смыслу

чистая слепая вера
в яростном беспощадном бескрайнем
океане вселенной
где царят законы
безразличные к судьбам
крохотных разумных существ

чистая слепая вера
в человека
который поверит в тебя
не пройдет мимо
не бросит в беде
спасет

сам
всеми оставленный.

по всей стране справляют Рождество,
последних карпов мочат в ванне,
с Распятым беглое родство
отметив благостью желаний,

предчувствуя себя вполне
посланьем в Божеском конверте.

а рядом тут – морзянка смерти:
«Сменить радиста» [5] «Сменить радиста» (на армейском жаргоне 1966–1969 гг. «ща знак знак»; в азбуке Морзе – «щьь») – самое страшное, что мог услышать в своих наушниках радиотелеграфист. Это значило: «ты бездарен, никуда не годишься, не соответствуешь своей миссии, не имеешь права жить как радист, т. е. жить вообще». , это мне.

боль – союзник, ally
боль – ангел-хранитель
боль связывает с людьми
чувствующими чужую боль

и отделяет от тех
кто ощущает
лишь собственную

вторых очень много
а первые
не любят подглядывающих.