Марлена Рахлина - Собрание стихотворений. Роман в стихах (сборник)

Если б море утратило дно,
если б в кровь обратилось вино,
если б мы с тобой стали одно,
пусть единственный раз, все равно,
без борьбы, без тоски, без стыда!
Никогда! Никогда! Никогда!

Ты ушел далеко и надолго,
и не взял с собой, и нельзя с тобой.
Но без ведома и без надобы
тихо следую твоим следом я.

Ты почуешь дуновение странное,
но не видь, не знай, что – прохладой в зной –
на твой жаркий день опустилась тень
от большого и жестокого странствия.

Прощальные каракули…
Плыви, плыви, кораблик!
Там облачка обманные,
там звезды колесом…
Плыви, кораблик маленький,
за синий горизонт!
Прощайте, лето быстрое
и тихая зима,
и ты, моя забывчивая,
веселая земля!
Прощайте, реки гладкие
и пенные моря!
Лети, моя Галактика,
к потерянным мирам!
Лети, лети, скитайся,
тай
на заре
из глаз.
Пускай со мной сквитаются
там,
на Земле,
у нас…

Но знаю, рано, поздно ли,
объятием
отчаянным,
земля моя со звездами,
опять к тебе
причалю я.
Уже на борт карабкаюсь…
Лети, лети, кораблик.

На улице покой ненастья,
печаль дождя – и это значит,
что без страданья и без счастья
мой Новый год сегодня начат.
Не то, чтоб нежность или ревность:
забыта мной былая глупость,
боль стала тише, радость реже,
раздумья глуше…
Стыд – все глубже!
Нет, не любимый, не любовник –
вся суть моя, как дух без тела,
томилась долго, билась больно,
оторвалась и улетела.
А я путей твоих не вижу,
а я забот твоих не знаю.
Я не умею стать поближе.
Я только женщина земная.

Не хотелось мне день начинать
с его стуком, движеньем, едою.
Не хотелось мне день начинять
суматохою и ерундою.
Но, конечно, настал и гроши
мне подал, и засохшую булку
все за то, что не смею грешить,
не хочу отступиться от буден.
И на волю не вырвется бунт,
присмиревший, подернутый тиной,
и не скажет, мгновению: «Будь
песней, выдумкой, книгой, картиной!»

Ах, сила бродит, сила бродит,
не расточить, не подарить,
а годы вроде, время вроде
совсем другое говорит.
Несу по жизни руки, ноги
и тело глупое несу.
На верной и прямой дороге
я заблуждаюсь, как в лесу.
И безрассудно жжет, не грея,
то нетерпение и блеск,
когда впотьмах уронишь гребень –
и мигом вырастает лес.
Когда меж делом, между речью,
заслышав басенку одну,
из рукава достанешь речку,
нырнешь с разбега – и ко дну!

Будет буря!
Нет, не будет.
Будет буря.
Нет, не будет!
Я приказываю буре,
чтобы не было ее.
Я держу руками сердце,
я в руках его сжимаю,
и опять выходит солнце,
и приходит тишина.

А кому она нужна!

Зову я смерть. Не потому,
что горько сердцу моему
плоды скупые пожинать
и старость молча поджидать.
О нет! Горит, огонь тая,
семью цветами жизнь моя.

Но униженье как снести?
Сказать любви своей «прости»
и встретить жизни лед и твердь
и жить, и жить?.. Нет, лучше смерть,
в расцвете сил, в пылу, в огне,
чтоб все жалели обо мне!

то слеп он, и глух он, и нем.
Печаль убивает не сразу,
вот в том-то и дело, что нет.
Она к тебе мирно приляжет,
прильнет и опять отольнет,
то камень за спину привяжет,
то снова его оторвет.
Сильнее затягивай петлю,
клади свою злую печать,
не медли, не медли, не медли,
бери меня сразу, печаль!
Тогда мы побьемся с тобою
по чести – один на один,
и выйдем живыми из боя:
ты раб мой, а я – господин.

В осенний вечер комнаты глухи,
а за окном во тьме разверзлись хляби.
В осенний вечер пишутся стихи,
и пьется чай, и слушается Скрябин.
С деревьев мокрых мирная листва
срывается, прощаясь с небесами,
и странны сердцу страсти и слова,
что лишь сегодня жгли и потрясали.

Закон я знаю радостный и древний,
что сад не погибает на ветру,
что зацветут опять мои деревья
еще не раз, покуда я умру.
Вновь грянет боль, и снова сила стерпит,
и солнце ветви тихо отеплит,
и сок плодов, неподслащенный, терпкий,
живую чью-то душу утолит.

Тебе холодно, милый?
Тебе холодно, маленький?
Твое платье промокло, и пламя костра
угасает, а сам ты дрожишь, застываешь.

Задувает, ворочает ветер варяжский
головни на огне, и последняя ветка сырая
догорает, и нечего бросить в костер.

Я кладу свою руку. Тепло?
Это пламя по ней потекло.
Посмотри, как играет багровый костер.
Нет, не бойся, не больно, я рада.
И все это – правда!

Я сжигаю себя по частям. И листает костер,
мои плечи и пальцы.
Прости, не смотри.
Здесь не будет парада.
Я сгорела. Зато ты согрелся.
И все это – правда.

Едва опомнясь от станка,
от кухни или трепа,
пошла писать твоя строка,
придумывает тропы.

А беспорядок здесь каков!
Какой тут беспорядок!
Меж стульев, рюмок, каблуков,
лирических тетрадок,
среди туманных, но весьма
драчливых убеждений…
Ах, беспорядок! Бес ума!
Безвольник и бездельник!

Давайте сами на себя
посмотрим без парада:
назвали мы его «судьба»,
а он был – беспорядок!
И это он – тот самый меч,
расчетливый и ловкий,
которым нам рубили с плеч
невинные головки!
А кто сберег – хранит для шляп…
Привыкли, видишь, с детства
ни пить, ни есть, ни размышлять –
все в зеркало глядеться…
Уединенья строгий блеск,
задумчивости лупу
подарит ли нам жизнь, о бес –
порядочные люди?
Скорее нет! И старый визг
привычек и приказов
нам вместо слов: остановись,
мгновенье, ты прекрасно!

Пьяный пыл пошел по рожам,
отказали тормоза.
У пророков, у пророчиц
помутневшие глаза.
Гениальность разной масти,
каждый с вечностью на «ты»,
и бунтует пьяный мастер
против пьяной красоты.
Мастер мощен, мастер молод,
рад, что родом из мужчин,
дух его тревожит голод
размышляющих машин,
ну, а дева – просто Ева:
слезы, слабости, белье…
И кладет одною левой
каждый под ноги ее.
Я не враг их злого пыла,
ну – и пира, ну – и драк,
было то и это было,
все бывало да не так!