Борис Прахов - Не втиснуть жизнь в четыре строчки…

То не любовь была, а лишь влюблённость,
Которую придумала сама,
Минутная шальная окрылённость.
Не стоит от неё сходить с ума!

Заполнится души опустошённость,
Весною в сердце сменится зима.
То не любовь была, а лишь влюблённость,
Которую придумала сама…

Твой взгляд печальный – канат
причальный,
И не призывный, и не прощальный.
Не позволяет сойти на сушу,
И не пускает под парус душу.

И лжёт, и манит твой взгляд усталый.
Волной в тумане я бьюсь о скалы.
И я не в силах порвать оковы,
И ты не хочешь отдать швартовы…

Слышишь, ты за всё меня прости.
Просто так, не говоря ни слова.
Обо мне не плачь и не грусти —
Ничего же нет во мне «такого».

Ты прости меня за сто разлук,
За скупые ласки губ бездомных.
Просто я устал от нежных рук,
Просто я устал от глаз бездонных.

Хочется умчаться в никуда,
Где грозой и сеном пахнут зори,
Где беда любая – не беда,
Волен ты, как ветер на просторе…

Если же вернусь я с полпути,
Припаду к глазам бездонным снова,
Слышишь, ты за всё меня прости,
Просто так, не говоря ни слова!

Полночный троллейбус уносит меня на вокзал.
На стёклах замёрзших рисунки, ладошки,
слова.
И я написал. Те слова, что ещё не сказал —
Пусть их прочитает с троллейбусных окон
Москва.

Вдали от Москвы бесконечными кажутся дни,
И ночи ползут сонной мухой к зари рубежу.
Троллейбус, родной, те слова на стекле
сохрани —
Тебе обещаю, что я их любимой скажу!

Я снова в Москве. Мой троллейбус, знакомый
до слёз.
Пять дней без меня он курсировал по февралю.
Под инеем скрыл все слова реставратор-
мороз…
Одно лишь оставил не тронутым – слово
Люблю!

Не стареет души красота,
Но скажу я тебе без прикрас:
Мы с тобой не дотянем до ста,
А «полстолька» нам будет как раз!

Наши годы нам вслед голосят.
Мы, на них не взирая – вперёд!
Тридцать пройдено. Нам шестьдесят,
А хотелось бы наоборот!

И, хотя календарь не солгал,
Там, где веет душевным теплом,
Ждёт на даче наш старый мангал
И улыбки друзей за столом.

Наши близкие всё нам простят.
Только зеркало нам не соврёт.
Тридцать пройдено. Нам шестьдесят,
А хотелось бы наоборот!

Шестьдесят не «УЖЕ!», а «ЕЩЁ!».
Злой судьбе не согнуть нас в дугу —
Мы подставим друг другу плечо
И споём про «Костёр на снегу».

Наши шпаги на стенке висят,
Только ржавчина их не берёт…
Тридцать пройдено. Нам шестьдесят,
А хотелось бы наоборот!

От дворца до теплушки —
У кого б ни спросили,
Знают – есть такой Пушкин,
Он родился в России.

От Камчатки до Кушки —
Где бы ни колесили,
Знают – есть такой Пушкин,
Он родился в России.

Королевы-старушки
И мальчишки босые
Знают, кто такой Пушкин.
Он родился в России.

И девчонки-болтушки
Его томик носили.
Потому, что он Пушкин
И родился в России.

Все дуэли, пирушки
И грехи отпустили…
Потому, что он Пушкин
И родился в России.

За него по полкружки
Под безбрежностью сини!
Потому, что он Пушкин
И родился в России!

Не вернуть, не измерить
Его жизни короткой…
А душа всё не верит
И бежит за пролёткой!

Не спится…
Я в руках твоих – синица.
До журавля, как видно, не дорос я.
Как птица,
Дней шальная колесница
Меня уносит в нежить двухголосья.

Утрата,
Что приходит без возврата,
Занозою корявою под сердце.
Расплатою
На совести заплата,
И от неё мне никуда не деться.

Но снится
Мне волос твоих брусница,
Души моей Душа и королева.
Мне б влиться
Ветерком в твои ресницы
И в чёлку, что слегка сместилась влево…

Пусть мне твердят «Судьбе не прекословь!»
И что «дрозды не запоют зимою»…
Я знаю точно – в мире есть любовь,
И тридцать лет она жила со мною.

Ношу я обручальное кольцо,
Хотя с тобою мы – давно не пара.
Был неплохим, казалось, я отцом
И мужем был совсем ещё не старым.

Но постепенно стук сердец затих
И голос стал чужим, и взгляд поддельным.
Квартира, словно карцер для двоих,
Нас развела по комнатам отдельным.

С тобою мы ни в мире, ни в войне…
Цветам любви не распуститься к маю.
Любовь не умерла. Она во мне.
И потому кольцо я не снимаю.

Вторую жизнь мне Бог не предложил.
Но если б дал возможность «идиоту»,
Её я, знаю, так же бы прожил,
Не отступив от прежней ни на йоту.

Благодарю судьбу за сердца пыл,
За то, что душу не запрятал в латы.
Благодарю за то, что я любил
Тебя такой, какою не была ты…

Природа пробудилась ото сна…
И вот уже спешат к тебе в объятья
Голубоглазка – девочка Весна
И девушка Любовь в воздушном платье.

И, ощутив дыхание Весны
И нежные Любви прикосновенья,
Летишь, как щука на призыв блесны,
Что будешь пойман, зная без сомненья!

Хочется потрогать лучик солнца,
Что ползёт по краю одеяла.
Но попробуй до него дотронься
Я, не разбудив тебя сначала.

На плече, прильнув ко мне всем телом,
Как когда-то к матери девчонкой,
Сладко спишь ты утром этим белым,
Светлая, как лучик этот тонкий…

Укрощать тебя не берусь я,
Но, с надкушенной «в кровь» губой,
Обожаю твоё послевкусье!
Пахнет хвоей, зимой, тобой…

Серо-белой ещё палитрою
За гардиной рассвет-пастель.
Приготовлю еду нехитрую
И тебе принесу в постель.

Пахнут плечи листом берёзовым…
Наказав «не шуршать!» белью,
Соберу я туман над озером
И в молочник его солью.

Сигарета неспешно курится.
Я судьбу свою не кляну.
Ночь, большая рябая курица,
Принесла мне яйцо-луну.

Сердце словно кольнуло ёжиком
И по коже прошёлся ток.
Скорлупу разбиваю ножиком
Чтобы солнца достать желток.

На меня, подивясь безумию,
Зашипело яйцо белком.
Я готовлю тебе глазунью
С чёрным кофе и молоком…