Эльза Попова - Мозаика

Сестрице младшей скроем сарафан с кокеткою,
Похвасталась чтоб в Пасху поперед соседкою».
Холодна ноченька. Метель. Окно завьюжило.
– А что себе? – Станок затих…

– Косынку с кружевом.

Сегодня шаль достаточно редка.
В недавнем прошлом женщины носили.
Но как бы ни менялись времена,
в ней весь орнамент и душа России.
Пришла из дальних азиатских стран
для праздников и будней, от ненастья,
Ты покорив все женские сердца,
прикрыла плечи и муслиновые платья.
Напоминая яркое панно —
творение египетской пустыни,
Всё началось, когда Наполеон
привез её в подарок Жозефине.
По кашемиру капельки огня,
открыт ларец из разных самоцветов.
У южной ночи мягкая ступня,
узор восточный редкостным букетом.
Не захотелось дамам отставать
в аксессуарах от парижских модниц.
Кудесницы присели создавать
свои платки с рисунком дивным, броским.
Из тонкой шерсти, вышивка сложна,
в ней буйство красок, стилей – безгранично.
Нить толщиною меньше волоска,
но выйти в свет без шали – неприлично!
Над шёлковой серебряной водой
заполыхало летнее цветенье,
Малиновки негромкий голосок
сон бабочек прервал в одно мгновение.
Как в сказке, изумрудами покрыт —
мозаикой весенний тёплый вечер.
В нем отразился, словно малахит,
ручей звенящий, яшмою отмечен.
Акации, ромашки, васильки,
кайма из лепестков горит акцентом.
На бархате мелодия зари и розы,
припорошенные снегом.

Завален рынок разной мишурой
недорогой, бушует как стихия.
Но где же вы, те шали с бахромой,
забытое наследие России…

Глянцевы вазы,
ФарфОровы чашечки.
Колкие фразы
Порхают как бабочки.

Яркими бусами
Блюдца украшены.
Жаркими грёзами
Чувства окрашены.

Роспись узорная
Красочно стелется.
Только напрасно всё
Сердце надеется.

Хрупок и тонок фарфОр.
Не заметишь,
Треснет – а склеить
Уже не сумеешь.

Присело лето рядышком на лавочку.
Всё платье в сборочку. Поправив складочки,
Недолго думая, меня окликнуло —
Лесные ягоды в ладонь насыпало.
Пропитан воздух ароматом зелени,
И маки красные ковром постелены.
На плечи шаль цветастая наброшена,
Гуляло там, где луг еще некошеный.
Медочком липовым старалось потчевать.
Всё привечало спелой вишней сочною.
Примерив над прудом серьгу ольховую,
С напевом трепетным прошло сторонкою.

Льняного лета жаркие деньки
Неторопливо переходят в август.
Струится ночь прохладой у реки,
И стелется туман как белый парус.

Балуют изобилием даров
Леса. Дней считанных хмельные грёзы.
Дыханье ярких бархатных цветов,
Опята на опушке у берёзы.

Под тяжестью склонился старый сад,
Свои плоды с глухим роняя стуком.
Повсюду спелых яблок аромат.
Янтарным мёдом золотится купол.

Август за собою позвал,
Подарил охапку цветов.
Яблоки в корзины собрал,
Шляпку из соломки мне сплёл.

Из тяжёлых времён, измерений иных,
Патефон – отголосок прошедшей войны…

Он помнит многое. Он помнит главное.
А мир меняется – былого нет.
В нём ностальгией – песня неустанная,
Невольно вздрогнет, если слышен брейк.

Свидетель воинских сражений, подвигов,
Чуть было миною не поражён.
На хлеб выменивался в годы голода,
Победу приближая без погон.

Из чёрных раструбов, подобно идолам,
Пел Ив Монтан, а после Марк Бернес.
«Бесаме мучо», «Рио-рита» слышалась,
Домашним мюзиклом звучал оркестр.

Завод с бараками и коммуналками,
Международный летний фестиваль.
Хотели мальчики быть капитанами,
Вести к галактикам-мечтам корабль.

Окутан мир сейчас сетями-волнами,
А у соседа старый патефон.
Забытый обиталец подоконников
Для всех народов и для тех времен.

Он помнит – вечером друзей собравшихся,
Как выставлялся на чужом окне,
Звучанье в оттепель любимых «Ландышей»
И продолженье танцев во дворе…

Рассыпались алые бусы
на ветвях, озябших от зим.
Слегка прихватило морозом,
но так аромат их разит.
Как капельки прежних желаний,
мечтаний, осколки надежд,
На нити пустых ожиданий
нанизаны… сок ещё свеж.
Вкус ягод горчит и дурманит.
Однако поверье гласит,
Что если рассыпались бусы,
собрав их… не стоит носить.

Шел коробейник по дворам.
Товар ссудил ему купец.
Не очень дорого-то брал,
Да распродался наконец.

Был оборотлив и сметлив.
Знал, чем прельстить. Покупщиц – рой.
Платки, помада, серьги, плис.
Торги у воза – вразнобой.

Последней Осень подошла.
Осталась в коробчонке брошь.
Барышник прям в своих словах:
– За эту медь не дам и грош,

Ты бабьелетнею порой
По сёлам, ярмаркам пойди —
Нигде офени не найдешь
На золотые медяки…

– Все, чем владеем, – тлен один,
Он растворится долгим сном.
Лишь то, что в сердце сохраним,
С собою в зиму заберем.

Ответив, Осень побрела.
Услышан оклик вслед: – Постой!
А брошь на память бы взяла…
Долг через год отдашь… листвой.

Уходя от мира полностью,
Позабыв навек желания,
Перейдя в семью духовную,
Но и там свои метания…
Где всегда напоминанием —
Дети, ею не рождённые.
Рай и ад в душе у каждого.
Зло, добром порабощённое.
Неустанные моления.
Совесть – голос милосердия.
Строится на Божьей истине
Степень самоотречения.

«Чего не видывали копи:
От кандалов и до расстриг…
Но содрогнулись даже топи,
Во тьме узнав девичий крик.

И до сих пор непостижимы
Страницы из недавних проз,
Оставивших скрипеть пустыми
Качели между двух берёз…

Мы Родину не выбираем.
В ней бьётся святость, честь и спесь.
Не только деспотов рождала.
Всегда ждал мучеников – крест.
А если в чём-то дальновидна,
В другом наивна и слепа.
По ней не раз справляли тризну.
Да удивлялись, что жива.
Став поневоле мздой в расплате,
Ценой немыслимой побед,
Век революций, войн, распада
Оставил свой кровавый след.
Но как её ни убивают,
Сопротивляясь… не винит.
В ней родились, «не выбирая».
И нам прощение просить.