Наталья Беляева (Ерух) - Струны души

Я не знаю где граница между моей силой и моей немощью.

Я не знаю где граница между завтрашним поступком
и вчерашней мечтой.
Я не знаю где предел, поэтому чувствую безграничность
островка ковыля, среди распаханной степи…

Грустные любовники
пять двоек и пять единичек в дате
Лохматый пес с влажным носом
пляж
осень
одетые в свитера лежат
босые
слушают море
их двое
и море
Нить невидимого пульса
как будто одного
Они слушают море, как сердце
и слышат
он её а она его
одинокие любовники
По разные стороны берега моря
возможно
А возможно на расстоянии
барабанной дроби сердца

Девочка
длинношеяя, словно серна,
Несла яйца
в красном фартучке.
И заворожённые
встревоженной
невинностью,
Светлели
хмурые лица людей,
уступавших ей
дорогу.

Девочка в голубом платьице
Несет тяжелое, трухлявое ведро,
Наполненное дождем из тех мест,
Из тех водосточных труб,
Что не проронили ни одной слезы за снегом.
Куда идешь, сквозь амплитуду сердечных таяний?
А над ней громоздкий и ржавый маятник солнца,
И во всех карманах весны балет мотыльков.

Большое бородатое дерево берет из рук ведро.

Внезапно серый вечер постарел,
Край неба розовый во тьме растаял…
Свет теплых жёлтых фонарей
Напился мглистого тумана.

Вечерний звон утонул в небесах.
Туман и звезды – неповторимое творенье!
Качаясь на ветвях-весах,
На руки тополя улёгся ветер.

Размокший декабрь забавляться привык:
То снег, то дождь, а то тепла вдоволь,
И полная луна, словно Божий лик,
В молочно-золотом ореоле.

На горизонте, что под ночь распух,
Застряли серые облака-снеговозы…
Расстегнув лёгонький тулуп,
Зима уходит в поле звать морозы.

А я уже дома и топлю плиту…
У меня шоколадка есть к чаю…
И капает печаль в чашечку пустую…
Ты знаешь, как тебя мне не хватает…

В детство воспоминание тропку стелет,
где мечтательно спят нескошенные травы,
всегда чудесами дышит земля
и вечное небо, нежно-голубое.

Впитываю сердцем песню источника,
который почки лет моих питал,
к нему память мысленно пришла,
чтобы на будущее восстановить силы.

Мамочку родную, в счастье молодую
позову вновь, сквозь седое настоящее,
в молитвах к ней припаду
и в очередной раз попрошу благословения.

Дивный на вкус вечер. Похожий на виноград
У меня мгновение багряное в глазах.
Удары крови по венам. Я не слушаю их советов.
Я боюсь молчать. А виноват совсем не страх.
Виноваты секунды, что тикают на взгляд в сторону
Где на стенах нет картин.
Художники виноваты. Одна стена совсем оголена.
Три другие – более скромны. Их одела наша тень.
Ярко. Очень ярко зажигаешь папиросу
Только сама не зажигаешь – отдаёшь мне.
Я просто принимаю её губами до утра,
А потом будет Солнце. И нам не нужны штучные огни.

Детство – чистое, непорочное…
Ты, так далеко!
В воспоминания погружаюсь,
Ныряю с головой в то время,
Где трепещет душа, как бабочка,
Пытаясь вылететь в неизвестность,
Чтобы найти ключ и открыть дверь
В мир светлых грез моих.

Это любовь до боли знакома, режет
Словно скальпель, впивается лезвием в сердце.
С каждым разом чуднее мне, удивительнее,
Привкус соли во рту подобно конфете.

Голос совести спит. Да и кому будить?
Если даже ты не захочешь – бесполезно.
Может, хватит из пустого в дырявое лить?
И глупыми прикидываться с блеском?

Дождь, снова дождь!
Высотными тучами
сеется.
И эта музыка мне так
знакома.
Она приютила тревогу
в сердце моём и укачала
разум мой.
А время, сыпется как песок,
сквозь пальцы ускользая.
И невозможно повернуть
взгляд назад.
Только пустота и безмолвие
дают понять что-то о себе.

Этот дождь не льется,
а всплывает ввысь,
летит в небо
недозрелое лето…
Ночь отступает…
Тихо помолись,
эту печаль нужно пережить.
Почему не слышишь больше
за плечом
ласковое дыхание
ангела твоего…
Ты один на один
с летом и дождём,
и глаза в глаза смотрит дорога.
Вскрывается боль, но в ряд – годы
перемолчи, переплачь,
чтобы иметь возможность
спросить мир: возвращаться куда?
И перейти освященную дорогу…

Снова дождь стучит
своим многоточием.
На душе неуютно,
плачет небо.
Капли летят с высоты
на землю…
Словно напоминание
о тех, кто уже никогда
не сможет вернуться.

Дождь спрячет меня в карман своего балахона,
Сотни тысяч лисиц будут мчаться по шпалам во след.
А я спать буду там, где для гостей выбирают корону,
Где ходил Тамерлан и чеширский чеширился кот.

Где до смерти меня защекочут, полюбят деревья,
Те, каким не подвластно ещё ни имён, ни земли.
Дождь обнимет меня, я стану его королевой,
Научусь летать в снах и даст Бог на метле.

Недопитое какао будет ждать не меня, наверное,
Запасать будет солнце, на печаль иль на зиму с окна.
В мире, там, где дреды у ангелов вечнозелёные,
Я пойду с дождём, а вернусь, как всегда – одна.

Люто завывает
За окном зима.
Сердце окружает
Немая пустота.

За стеною поле,
Ветер, путь, столбы…
Доля, моя доля!
Где блуждаешь ты?

Дрожит слеза, встревожена прощаньем,
Идут дожди, смывая всё тепло…
Всё то, что было – любовью желанной,
Как лето прошлогоднее ушло.

Я свои слёзы спрячу в темноте.
И ночь холодная приглушит крик души.
Тебя оставлю в сердце я своём,
Себя оставлю, где идут дожди.

Вот тебе моя теплая рука,
маловата для мужчины,
для женщины широкая.
Я даю не для того, чтобы ты целовал,
Или поддерживал, как калеку, —
моя рука не шарнирная.
Просто пожми и запомни,
сам, передай следующим,
бывшим и не моим:
я не играю в жизнь,
не бываю коварной,
не пускаю в глаза дым.
и к телу тоже не пускаю,
потому что в теле сидит душа,
а на нее всегда есть спрос.
становись в очередь с краю,
в очередь тех, кому дам отпор,
механически, как робот.
вот тебе моя теплая рука.
так ты пожмешь или нет?
или будешь по-бабьему,
всхлипывать, чего она такая,
будешь считать звезды в окне,
Полушёпотом рабским.