Елена Федорова - Эрнестин (сборник)

– Откуда у тебя такая дорогая вещица? – удивился Фуня.

– В доме моего батюшки много золотой посуды, – ответила красавица.

– Кто ты? – спросил он.

– Я – дочь князя, Станислава, – ответила она.

– Не знаю я никакого князя Станислава, – Фуня нахмурился. – Не смей мне морочить голову. Говори, кто ты и откуда?

– Я – Станислава, княжеская дочь, – сказала она с улыбкой. – Если хочешь, можешь чашу мою себе забрать. Положи ее в свою суму, а потом пять таких чаш из нее достанешь.

– Не учи меня, – прикрикнул на княжну Фуня. – Я без тебя знаю, что мне делать.

Схватил чашу, выплеснул воду на землю, засунул чашу в суму, стегнул коня, поехал домой. Закрылся Фуня на все замки, заглянул в суму, а там, и правда, пять золотых чаш одна краше другой.

– Вот так подарочек мне княжна преподнесла! – обрадовался он. – Если так дело пойдет, я скоро богаче хана Батыя стану.

Утром Фуня принарядился и поехал к колодцу. Еще издали увидел он Станиславу. Одета она была в красный сарафан, сафьяновые сапожки, а голову украшал кокошник, расшитый жемчугами да каменьями драгоценными.

– Доброго здоровья доброму господину, – приветствовала Фуню княжна. – Как спали-почивали?

– О тебе думал, – признался он. Спрыгнул на землю, подошел к княжне, взял ее за белую руку, сказал:

– Хочу прокатить тебя на своем возке. Не годится княжеской дочери за водой ходить. Садись. Спрячься от солнышка под моим зонтом пурпурным.

– Далеко ли мы поедем? – спросила Станислава.

– В свой дом тебя отвезу, – ответил он.

– А далеко ли живете вы, мой господин? – спросила княжна.

– На горе, которую я своим именем назвал, – ответил он.

– А как зовут вас, мой господин? – поинтересовалась Станислава.

– Вижу, ты не здешняя, иначе знала бы мое имя. Оно в Киржаче всем известно, – усмехнулся он. – Я – Фуня, главный визирь хана Батыя, его правая рука.

– Редкое у вас имя. А что оно означает?

– В переводе с монгольского Фуня – счастливчик, ставленник богов, – соврал он не моргнув глазом. – Такое имя только избранным дают.

– Вы и в самом деле счастливчик, мой господин, – проговорила Станислава с улыбкой. – У вас сума волшебная, зонт пурпурный, да еще и дочь княжеская помощницей вашей станет. Вы ведь меня в свой дом неспроста зовете. Так?

– Так, – подтвердил Фуня, хлестнув коня.

Привез он княжну в свой дом, усадил ее за стол, принялся угощать восточными сладостями. Сам за стол сел, но суму с шеи не снял. Боялся за свое богатство. Хоть и очаровала его Станислава, но и ей нельзя было притрагиваться к ханской казне. Да и привык Фуня живот с сумой поглаживать.

Станислава поблагодарила хозяина за угощение, сняла кокошник, протянула Фуне со словами:

– Положите его в свою суму, мой господин, и станете самым богатым человеком на земле.

– Посмотрим, посмотрим, что с твоими каменьями сотворит моя волшебная сума, – проговорил Фуня, заталкивая кокошник внутрь.

Через пару минут он почувствовал, как потяжелела сума, заметил, что она увеличилась в размерах. Обрадовался.

– Мой господин, ваша ноша становится неподъемной! – воскликнула Станислава. – Поставьте скорее свою суму на пол, чтобы она не сломала вам шею.

Фуня последовал ее совету, стер пот с лица, несколько раз глубоко вздохнул:

– Не думал я, что каменья драгоценные могут такими тяжелыми быть. Надо взглянуть на них поскорее.

Открыл он суму, а оттуда вырвался огненный дракон. Схватил он Фуню в свои крепкие лапы и не отпускал до тех пор, пока не превратил его в горстку пепла. Когда дело было сделано, огненный дракон исчез, а в горницу вошли два русских богатыря в белых шелковых рубахах, расшитых золотыми нитками.

– Возьмите ханскую казну и раздайте людям, – сказала Станислава. – Давайте им в три раза больше того, чем они попросят.

– А хватит ли нам денег? – спросил один богатырь.

– Хватит, и еще останется, – ответила княжна.

– А как мы узнаем, правду нам говорят люди или нет? – спросил второй богатырь.

– Богатство неправедное сделает крылья и улетит, – ответила Станислава. – Только щедрые и добрые люди получат награду.

Хлопнула она в ладоши, обернулась белой голубкой, полетела к Благовещенскому собору. А богатыри пошли деньги людям раздавать.

Те, чьи сердца были чисты, получили прибыль. Деньги, которые отнял у них Фуня, утроились. Тот же, кто богатырей обманул, остался ни с чем. Превратились деньги, добытые нечестным путем, в черных ворон и улетели вон.

Долго сидела на маковке храма белая голубка. Внимательно смотрела она на людей, несущих свои дары Господу в благодарность за спасение от монголов. А когда она взлетела в небеса, зазвонили колокола. Разлился колокольный звон по земле, разнося во все концы благую весть.

– Зло побеждено. Свободна земля русская… И вы, Павлуша, свободны, – Матильда поднялась. – А знаете, мне вдруг мысль пришла о том, что жадность человеческая может запросто красавицу в лягушку превратить. Даже не в лягушку, а в жабу, огромную бородавчатую амфибию, – поежилась. – Приглядитесь к красавицам, Павлуша, и вам сразу станет ясно: царевна-лягушка перед вами или жадная жаба.

– Вы все так тонко подмечаете, Мария Львовна, что я просто диву даюсь. Как, как вам в голову такие сравнения приходят? – воскликнул Павел.

– Поживете с мое, и у вас много разных ассоциаций появится. Наблюдайте и делайте выводы – вот главное правило мудрого человека, – ответила она.

– Вы – прекрасный учитель, Мария Львовна. Я бы даже сказал – прекраснейший. Я рад, что мы с вами встретились…

– Полно вам, Павлуша, – прервала она его. – Вы так говорите, словно прощаетесь со мной навеки. Мы увидимся в воскресенье, как обычно. Или у вас другие планы?

– Мне придется на пару недель уехать, – ответил он.

– Пара недель – это миг по сравнению с вечностью, Павлуша. Увидимся.

Они распрощались. Он вышел из подъезда, послал Матильде воздушный поцелуй, сел в машину, уехал. А она еще долго стояла у окна, смотрела на золотую осеннюю листву, на чуть порозовевшее закатное небо и улыбалась. Встречи с Павлом возвращали ее в ту счастливую пору влюбленности, когда она еще не была Марией Львовной – борцом с безграмотностью, а была юной Марусей Оболенской, за которой ухаживал профессор кафедры естествознания Павел Степанович Передольский.

Имя Павел стало для нее с той поры любимым именем. Она называла своего ученика Павла Гринева Павлушей, вкладывая в это имя всю свою любовь и нежность. Чувствовал ли это Павел? Наверное, да, потому что лицо его преображалось. Из заносчивого мальчишки он вдруг превращался в милого юношу с горящими глазами и пытливым взглядом. Павел был пластилином, из которого Мария Львовна лепила человека, похожего на профессора Передольского.