Елена Федорова - Эрнестин (сборник)

Временами Марии Львовне чудилось, что Павлуша Гринев и есть Павел Степанович Передольский, возродившийся после смерти и явившийся к ней в образе юнца, чтобы она поняла, какие муки он испытывал, ожидая их встреч. Отгонять эту мысль Марии Львовне становилось все труднее и труднее. И тогда она решила предаться воспоминаниям, окунуться в прошлое с головой, стать юной Марусей Оболенской и пройти весь путь с самого начала.

– Ах, как ухаживал за мной Передольский! – прикрыв глаза, восклицала Мария Львовна. – Это было так галантно, красиво, аристократично. Он целовал мне ручку, а я смущалась, считая этот жест пережитком капитализма, атавизмом, чуждым современному советскому человеку – строителю коммунизма. Как хорошо, что тогда я свои мысли вслух не высказывала, робела перед профессором Передольским. Да и что греха таить, мне очень нравилось быть барышней Марусей, с которой убеленный сединой господин разговаривает на «вы»…

Павел Степанович Передольский, рожденный до революции, никак не мог привыкнуть к современным словам: товарищ, гражданин, гражданочка, дамочка, тетка. Для него Маруся и ее сокурсницы были барышнями, а юношей он именовал господами. Он входил в аудиторию, говорил с улыбкой:

– Доброго вам здоровья, господа хорошие. Нынче день удивительный. Мы посвятим его решению наиважнейших вопросов…

Передольский каким-то чудом избежал сталинских репрессий. Во время Великой Отечественной Войны он был эвакуирован в Среднюю Азию, где занимался научной работой. Вернулся в 1945 году и остался на кафедре. Остался, как он потом говорил, чтобы встретить Марусю.

Он заметил ее сразу же. Выбрал из тысячи абитуриентов, пришедших на вступительные экзамены. Шел 1949 год. Послевоенная молодежь отличалась от тех, кого Передольскому приходилось обучать прежде. Новое поколение отличалось особенным желанием сдвинуть горы, стремлением создать новый мир, утереть нос ненавистным буржуям. Это Передольского умиляло.

– Видели бы вы, как живут те, кому вы хотите утереть носы, – думал он, слушая пламенные речи студентов. – Жаль, что нельзя вам поехать на Капри, чтобы понять, как сильно вы, милые господа, заблуждаетесь.

Вслух он обычно говорил стандартные фразы, подготовленные специально для подобных случаев.

Маруся держала экзамен одной из последних.

Одета она была в легкое платье светло-кофейного цвета, которое подчеркивало ее молодость и красоту. Тугая пшеничная коса. Голос звонкий, глаза сияют.

– Здравствуйте! Я – Мария Оболенская, – проговорила она и через паузу, глядя на Передольского, добавила. – Маруся…

– Корнет Оболенский ваш родственник? – спросила секретарь приемной комиссии. В ее взгляде мелькнула угроза.

– Я не знаю никаких корнетов, – заявила Маруся, посмотрев на нее с вызовом.

– Почему вы пришли в наш институт? – последовал новый вопрос.

– Я хочу быть борцом с безграмотностью, – отчеканила Маруся.

– Похвально, – секретарь улыбнулась, шепнула что-то человеку, сидящему рядом.

– Где вы были с 1941 по 1945 годы? – спросил тот.

– В Фергане, – ответила Маруся.

– Репрессированные в семье есть?

– Нет, – Маруся мотнула головой.

– Лично я бы вас за одну только фамилию выслал в Сибирь, – хмыкнул экзаменатор.

– А что вам не нравится в моей фамилии? – Маруся вскинула голову. – Что?

Экзаменатор нахмурился. Поведение девушки напугало его.

– Эта Оболенская запросто может быть агентом КГБ, – подумал он. – Надо поскорее выпроводить ее, чтобы не накликать беды на свою голову.

А Передольский мысленно похвалил Марусю за смелость и непохожесть на других. Он что-то записал в блокнот и проголосовал за то, чтобы Марию Оболенскую принять на их кафедру.

Потом, когда они подружились, он показал ей запись, сделанную на вступительных экзаменах.

«Август 1949. 16 часов. Мария Оболенская… Маруся – очарование и нежность… Барышня, которую нужно взять в Рим…»

– Зачем куда-то ехать, когда в родной стране такая красота? – воскликнула она.

– Вы правы, милая барышня, вокруг нас – красота, но… – улыбнулся. – Там, тоже есть на что посмотреть. Не зря же весь цвет русской аристократии выезжал туда на отдых.

– Времена изменились, – сказала Маруся. – Мы теперь живем в другой стране и строим коммунизм.

– Да, – он улыбнулся. – Вы правы, милое дитя, мы строим коммунизм, и именно поэтому не можем выехать за пределы страны без особого разрешения первого отдела. Вот такой парадокс… Нам с вами нужно запастись терпением и дождаться лучших времен.

Передольский не сомневался в том, что они скоро наступят. Он был неисправимым оптимистом. Возможно, эта черта характера помогла ему выстоять во всех испытаниях, которых было в его жизни немало…

Маруся и Павел Степанович Передольский подружились сразу и навсегда. Он остановил ее в коридоре, посмотрел в глаза через стекла своего пенсне и спросил:

– Вы, в самом деле, ничего не знаете о своей двойной тезке Марусе Оболенской?

– В самом деле, – ответила она, покраснев. – А что?

– А то, что это – повод к долгой дружбе, – ответил он с улыбкой. – Вы готовы принять ухаживание кавалера, родившегося в девятнадцатом веке?

– В девятнадцатом? – воскликнула она. – Вы не шутите?

– Я заявляю с полной ответственностью, что родился в 1879 году, поэтому никак не могу свыкнуться со стремительными переменами, происходящими вокруг. Мне кажется, что мир летит в тар-тарары. Или это я туда лечу? Как вы думаете, Маруся?

Она пожала плечами. Он улыбнулся.

– Вы правы, ответить на этот вопрос без подготовки невозможно. Буду ждать вас на большой перемене в двести пятом кабинете, – развернулся и ушел.

А она еще долго стояла посреди коридора с растерянным выражением лица. Передольский ее напугал. Но этот испуг улетучился после того, как староста группы Иван Кисляков хлопнул ее по спине и пробасил:

– Эй, гражданочка, время не ждет. Целина нас с тобой зовет. Тот, кто первым будет в строю, поймает удачу свою. Записываю тебя, Манька, в первый список.

– В какой список? – насторожилась она.

– В список целинников! – ответил он, показав ей лист с фамилиями. – Пишу?

– Нет, подожди. Я должна посоветоваться с родителями, – Маруся покраснела.

– Я знал, что ты, Оболенская, – атавизм, пережиток прошлого, как и старикашка в пенсне, который тебя тут пропесочивал, – Иван изобразил профессора, покрутил у виска и побежал агитировать других студентов.

Маруся посмотрела ему вслед, подумала:

– Таких, как Иван – миллионы, а Передольский – один единственный. Дружбой с таким человеком нужно гордиться. Он – кладезь истории. Я обязательно встречусь с ним, обязательно.

О правильности своего выбора Маруся не пожалела ни на секунду. Ее огорчило лишь то, что судьба отвела им на эту дружбу слишком мало времени – три года, которые пролетели, как миг…