Марина Саввиных - Невечерняя. Стихи

Не навеки ль отмаялся май
Над оврагами пальцы ломая?
Что ладони к вискам прижимаю —
За раскаянье не принимай!
Мариула ушла – не ищи…
Не взыщи – от седла и престола.
Аки пепел в холодной пещи —
Краснозём одичавшего дола…
И земля не родит, и печать —
Плотоядный оскал извращенца,
Потому что Пречистая мать
Для распятия носит Младенца!
Люцифер! Это – вызов Тебе!
Это значит – Я буду являться!
Значит, в нашей вселенской борьбе
Друг за друга нам вечно цепляться!
Я – Твой горб! Я – Твой гад на песке!
Поруганье Твоё и потеха!
Дребезжит в моём правом виске
Византийское чёрное эхо,
Чтоб дышала костром при кресте
Не руин зачумлённых зараза,
А танцующая в темноте
Легендарная Роза Шираза.

Я знаю, я помню, где корни мои,
И чьих я, и где моё сердце зарыто,
Откуда те самые токи в крови,
Которыми я от начала прошита!
Вернусь! Но ещё не решила – когда.
Ступаю в туман и надеюсь на случай:
Земля под ногами суха и тверда,
А ветер навстречу – сырой и колючий…
Он рыбою пахнет и мокрым песком.
Он кажется жизни и смерти безмерней.
А мне этот город почти не знаком,
Огнями объятый в истоме вечерней —
На сопках у самого края земли:
Лишь волны да волны увидишь отсюда…
Загадочный город! Твои корабли…
Туманы и ветры… хандра и простуда…
И красные в мёрзлом ведёрке бычки,
И соль на губах, и болячки на пальцах…
Душа на твоих заколдованных пяльцах,
Клади же по ней золотые стежки!
Прости меня, Город, в своей высоте
За что-нибудь тёмное и нежилое!
На синем огне, на кленовом кресте
Моё небывалое тает былое…
Прости, что не завтра к высокой красе
Твоей припаду, как к спасительной чаше:
Мы к отчему небу приписаны все,
Пока ещё живы стремления наши,
Поэтому, видимо, мне и невмочь
Из речек твоих, как из Леты, напиться:
За мною колышется тяжкая ночь
И цокают звёздных оленей копытца…

Умейте радоваться солнечному лету,
Его дразнящей и тревожащей поре,
Закату позднему и раннему рассвету,
И синему дождю, и золотой жаре…
Умейте радоваться: лишь удары зноя,
Владыки полудня, рождают вкус воды,
И только ливня полотно льняное
Снимает пыль с души и шевелит сады,
И плотной завязью благословляет ветки,
И чёрный тротуар рассеянно кропит,
Покуда делятся во мгле тугие клетки,
И жизнь незримая клокочет и кипит!
Умейте ликовать! Хоть голосом, хоть взглядом!
Хоть в детской простоте – по лужам босиком,
Пока звенит июль, и август бродит рядом
С тяжёлым мёдом сот и с жёлтым рюкзаком.

Не потому я изгнана из Рая,
Что к знанию осмелилась припасть!
Свобода, бесконечно дорогая,
Во мне Твою предвосхитила власть.

Ты прав, Господь, что не вложил мне в руки
Готовых истин круглые плоды:
Души неисцеляемые муки
Не горше тех, что молча вынес Ты.

Я – горе. Вот мой чёрный плащ.
А вот – верёвка и сума.
А это – память, мой палач,
Исчадье праздного ума.
Я – нищенка. Вот посох мой.
Песок растрескавшихся губ.
Пучок лучей над головой
Высок, торжественен и скуп.
На мне – проклятье. И за мной —
Ни свежих листьев, ни греха.
А пахнет дымом и сосной
И тихим злом сухого мха.
Я сплю на этом злобном мху,
А он так горек, сух и ржав,
Что я заплакать не могу,
Мой чёрный плащ к лицу прижав…

Люби меня…
Как свет в конце тоннеля…
Как ласточку, мелькнувшую в луче…
Как в полдень под конец Страстной недели
О милосердном просят палаче…
Как вопрошают пращуров ли, бога ль, —
Из бездны прегрешений и хвороб…
Как, может, возлюбил, очнувшись, Гоголь,
С поверхности к нему проникший в гроб
Звук по надгробью цокающих капель
И треск несуществующих стрекоз…
Как, обомлев, благословляют скальпель,
Цепляющий сознанье сквозь наркоз…
Когда надежды нет, и песня спета,
И каждый символ безнадёжно спет,
Люби – не как условие ответа…
Как сам ответ.

Откуда эта пагубная страсть:
Ходить по искушениям и мукам,
Чтоб невзначай с Гармонией совпасть
И сделаться её бессмертным звуком?

Зачем, уже накликав столько бед,
К недостижимой истине стремиться?
Ведь всякий знает, что бессмертья нет,
Любовь – обман… покой нам только снится…

А всё равно – очнёшься в темноте —
Молекула платоновского шара —
И вот… среди вселенского пожара…
Тот звук… тот голос… очертанья те…

Последним числом високосного февраля
Отмечен конец не начавшегося романа.
Теперь отправляю превратности на поля,
Где ровный сюжет упирается в жесть бурьяна…
История старая. В сущности – ни о чём.
Зачем-то судьба по распутице вспять влекома.
А Белая Дама за левым твоим плечом,
Ты вряд ли поверишь, но мне хорошо знакома…

Жизнь – только ставка. Преферанс и покер.
Чем ближе к телу – тем заметней след.
Смотри! Мы обыграли Черный Джокер!
Разлуки – нет!

Жизнь – отторженье. Притяженье к свету…
Неумолим и беспощаден свет!
Разлуки нет. И встречи грешным нету.
Спасенья – нет.

Забудь его. Над морем мировым
Его судьба подвешена на нитке.
Нездешней жаждой дух его томим,
И лишь сыграют злую шутку с ним
Твои неосторожные попытки
Перехватить трепещущую нить
У чьей-то воли, злобно равнодушной, —
Ведь не дано тебе соединить
Ступени этой лестницы воздушной:
Твой голос – слаб, твой взгляд пристрастно слеп.
Любовь – не то, что светит обречённым.
Оставь ему его смертельный хлеб
И одинокий путь под солнцем чёрным.
Не тронь его ожогов, пожалей!
Не оставляй прорех на шатком крове!
И пусть не станет музыкой твоей
Тяжёлый шум его усталой крови
И пыточным свинцом его предел!
Не обессудь! Он был с тобою честен:
Не ждал тебя, не звал и не хотел.
Тебя здесь нет.
Твой выбор – неуместен.

Ускользнувшая точка отсчёта,
что едва не обрушила дом,
обрела себе место – всего-то
рядом с простеньким частным бытьём:
в полумраке, в прохладном пространстве,
между книжками – в пыльном ряду,
в смутном страхе и мелком тиранстве
у злорадствующих на виду…