Борис Ваградов - Парнасские цветы. Часть вторая

Жизнь угасает, в немощи телесной
Подводит всех она к черте иной,
Была ли темной вся, или небесной,
Иль промелькнула бледной полосой.
Так в чем же соль вся нашего общения?
В добре, любви, иль зависти крутой,
В злодействе ближнего, иль в глупом упоении,
Что ты чуть выше выдвинут судьбой?
Ни в этом, видно, наше назначение,
Сгорим мы все, как тонкая свеча,
Жизнь – это вздох, жизнь – это вдохновение
И вечный зов в глазах, застывших навсегда.

Хожу среди камней могильных
И думаю о бренности земной,
Мы жили, потому что мы любили,
Или так просто выбраны судьбой?
И почему судьба так благосклонна,
Лишь только к тем, кто любит меньше всех,
В ком больше жажды власти и порока,
В ком злость – больной души предел?
Ответ был прост, и понял я тогда,
Что счастлив тот, кому любовь дана,
Как высший дар божественного чувства,
Как свет души, не гаснущий всегда.

Лес осенний вокруг и пустые поля
С пожелтевшей холодной травой,
Пестрым пологом грустно лежат
Под нависшею серою мглой.
Не забыть никогда мне старуху одну,
Она в поле картошку копала,
Не лопатой, а просто руками она
На коленях ее разгребала.
Не сгибаясь уже от болезни своей,
Она ползала, веруя в Бога,
И от бедности этой, неприкрытой и злой,
Еще больше мрачнела природа.
Двадцать первый уж век постучался давно,
О народе все та же забота —
Потерпи, подожди и свершатся мечты,
Но дорога короче до гроба…

Россия богата, в богатстве вся бедность,
Наш странный закон бытия,
В такое весь мир не может поверить,
Не верить же в это нельзя.
Известно, Россию ни чем не измерить,
Умом ее не понять,
В нее можно верить, а вера, что призрак,
В него так удобно играть.

Ты, как холодная скала,
Нет, айсберг, причудливо прекрасный,
Сияешь ты во имя только зла
И топишь всех мужчин с улыбкой безучастной.
Как много их лежит на дне глухом,
С разбитым сердцем и душой,
Польстившихся на лик твой неземной
И поплатившихся за это головой.

Ты не кори меня за то,
Что бросил я очаг родной,
Где не любовь, а только долг,
Нам диктовал всей жизни строй.
К чему скажи, мой милый друг,
Влачить семейные оковы,
Когда мечты и весь досуг —
Все отдано другой Авроре.
Когда и ночью ты, и днем
Закован в цепи принуждения,
Когда ты труп живой во всем —
В желаньях, радостях, сомненьях…
Но этот крест, он мил для всех,
Во имя сладкого покоя,
Во имя просто живота,
Как знак душевного застоя…
С любовью вечной, неземной,
Повенчаны мои страданья,
И слезы мук, и сладость грез,
И сны, и мысли, и мечтания.
Не многим же понять дано
Все одиночество метания,
Когда ты любишь, нелюбим,
И рвешь всю жизнь без состраданья.

Что остается в душе
После разлуки с любимым?
Может, тоска по весне?
Может, тоска по зиме?
Призрак ушедшего счастья?
Дни и тоски и ненастья.

Я изваял вас как мечту
И сердцем и душой,
К вам припадал как к роднику
С кристальной чистотой,
И жизнь и радость, и любовь
Я из него черпал,
Но он прохладною водой
Меня не освежал.
Не трудно сердце обмануть,
Когда оно вас любит,
Но ложь не крепкое вино,
Не опьянит, погубит.
Вы замутили чистоту
Всю алчностью пустой,
И не было ни теплых чувств,
И не любви земной.
Судьей пусть будет ваша жизнь,
Какой вы проживете,
Мне жаль, что счастья своего,
Вы в ней не обретете.

В последний раз смотрю я на тебя
И про себя шепчу – прощай, любовь моя!
Ты храм души моей и вечная мечта!
И с ней я этот мир покину навсегда.
И одиночество мое повенчано с тобой,
Любовь и жизнь мою ты унесла с собой.

Не гони ты надежду в отчаянье,
Не прощайся с мечтой без следа,
Не казнись ты безмолвьем ответа,
На посланье любви и тепла.
Ты же знаешь, что трудно понять
Незнакомке с прекрасной душой
Чистоту твоих мыслей и слов,
И внезапную дружбу с тобой.
Так налей же полнее бокал
И в янтарном напитке вина
Раствори эту грусть поскорей
И сомненья, что гложут тебя.
И быть может желанным ответом
Отзовётся немая мольба,
И украсит весенним расцветом
Твою осень она навсегда.

Налейте полнее бокалы, друзья,
И выпьем до дна мы во славу
Отчизны любимой, ее сыновей,
Всех тех, кто не с нами по праву.
Пусть будет им пухом родная Земля,
А тем, кто лежит на чужбине,
Не будет казаться им твердой она,
Пока они в памяти живы.

Раньше предки трудно жили, по полям, лесам бродили,
Не болтали, не галдели, языком ведь не владели,
Только звуки издавали и друг друга понимали,
И сильнейших как обычно вожаками выбирали.
О квартирах не мечтали, все пещеры занимали,
Ну а женщин и тогда даже очень уважали —
Как разведчицу туда ее первую впускали,
А снаружи остальные результатов, молча, ждали,
Если там ее съедали, зверя тут же убивали,
И пещеру по закону всем кагалом обживали.
Говорят, по разным слухам, что земля была им пухом,
О кроватях не мечтали и вповалку на ней спали.
Их простой и грубый ум не рожал высоких дум,
О любви они и сексе ничего тогда не знали,
По-простому для потомства женщин всех своих сношали
И, как звери, инстинктивно, их детей оберегали.
(Просветленные потомки и детей своих бросают,
Но так часто и так глупо их зверями обзывают).
Рано утром все вставали и нужду свою справляли,
А голодные желудки на охоту призывали,
Мамонтов больших и грозных палками они гоняли,
И в ловушки, то бишь в ямы, как-то все же загоняли,
А потом не очень быстро, там камнями забивали,
Но как жертву разрубали, мы пока что не узнали.
Все в сравнении познается, это всем давно известно,
Жизнь потомков сладко льется, это видим мы конкретно,
Ну а тот, кто недоволен и кому всегда неймется,
То диагноз тут простой – в примитивы, видно, рвется.

Так что дороже – ноги, голова?
Конечно ноги, как всегда,
Цена ноги хорошей – то золотая бутса,
А умной головы – от бублика дыра,
Поэтому у нас, кто дружит с головой,
И плохо двигает ногами,
Чтоб на задворках жизни не остаться,
Готовы в хакеры поддаться.
С ног на голову все поставить,
Мы хорошо умели,
Поэтому всех обогнать
По жизни не сумели.
Пора бы измениться нам,
И все расставить по местам,
И дать достойную оценку,
Как голове, так и ногам.