ОЛС - Я – дерево, которое костёр

Как жаль, что у окон нет губ и нет щёк,
По ним бы печально так слёзы катились,
И ржавые ноздри всех сточных труб
Шумели от влаги – дома простудились.

Я долго смотрел бы в глаза им внимательно,
Что ища в их необычных глазах,
Потом бы закрыл веки-шторы старательно,
Так и не отразившись в лунном зрачке.

Ночь. Впрочем, что я? Быть может и день.
Опять за окном дождь плетёт канитель.
Тетрадка лежит на столе, как больной,
Меня угнетая своей белизной.

Вот первый надрез, кровоточит бумага,
Сложилась строка, как хромая собака,
Изрезана тут же пером, словно бритвой,
Исчиркана – как разбомбили Ханой.

За клубами дыма слова, словно мухи,
Слова, словно мамины оплеухи,
Слова – шоколадки из гуталина,
Как ловко их все глотает корзина.

Пожалуйста, чаю! Покрепче! … Спасибо!
Как смотрится чай в чашке сверху красиво,
Я чувствую силы находятся вновь,
И бурным течением в венах движется кровь.

Вот новый надрез. Он красивей, приятней?
Наверное, нет фраз его неприглядней.
Он смыт, он зачиркан, он вырван и съеден.
Сколько страдать мне? Я бесполезен!

Мокрый серый город – тягостно и грустно,
По утрам туманы пеленают густо,
В двери луж стучатся дождевые капли,
Люди их обходят, прыгая как цапли.

Не люблю я утро. Утром так тоскливо.
Дождь стучит в окошко, свет такой плаксивый,
Свет такой невзрачный. Холодно и сыро.
Пробуждение – тягостно, сон – на сердце миро.

Добрых сновидений!… Ты уже не слышишь?
Ты уже забылся, медленнее дышишь.
Что тебе приснится? Грязный, серый город?
Войны, катаклизмы, чьи-то стоны, голод?

Может тебе снятся призрачные страны,
Розы, эдельвейсы, горы и бананы,
Или снятся люди, – все чистые, хорошие,
Они живут со знанием, что зло уж дело прошлое.

Не сможешь, не спасёшься под пеленами сна,
Ведь грязный, серый город не канул в никуда.
Во сне ты улыбался. Улыбка с губ сползла,
Когда ты вновь проснулся. И тут пришла зима.

Ты сел на край постели. тебя ждёт обычный день.
Сирены вновь запели, вновь подниматься лень.
Потоки жизни бурно плескались у окна,
Как тяжко в них плескаться. Я не хочу туда!

Ты чувствуешь дыхание зари?
Молчишь? Наверное, в твоём окне лишь день.
Тогда немедленно закрой мои стихи!
Дождись, когда минует ночь, если не лень.

И вот настала ночь.
Теперь ты чувствуешь дыхание зари?
Вот-вот должно начаться волшебство,
Быть может через час, быть может чрез три.

Ты главное дождись, всё время глядя на восток,
Тот миг, когда та сторона начнёт синеть.
И мне уж не найти тот верный слог,
Чтоб описать, как звёзды вдруг начнут бледнеть.

Чтоб описать, как горизонт охватит пламень,
Сначала чуть заметный, а потом сильней,
Как выхватит из мрака первый луч прибрежный камень,
И озеро вдруг станет всем светлей.

И предлагаю молча созерцать,
Как солнце поднимается из леса,
И предлагаю просто помолчать
И насладиться появлением света.

Зима! Твой чёрный и раскисший туп
Смердит в лучах весны,
И похоронный матч поют
Тебе всю ночь коты.
В изъеденных глазах твоих
Затянуто всё мглой,
Из ран твоих точит вода,
В сугробах тает гной.

А ты не верила и зря
Смеялась надо мной,
Самодовольно заявляла:
«Мир кончится со мной,
Пока я здесь никто другой
Не сможет одолеть
Мои снега, мой лёд времён.
Моих метелей плети».

Теперь твой белый цвет померк,
Как вретище – наряд,
Нет ни бровей, ни губ, ни век,
Торчит отвислый зад,
Холодный мозг размяк и сгнил,
Словно щенки в пруду.
Твой стан когда-то был так мил,
Теперь ты скрючилась в ягу.

Зима, зима! Я не люблю тебя!
И твой последний вдох усилит свет.
Смотри, как радостью блестят мои глаза,
Я над тобой не стану плакать. Нет.

В унылый мир, бесцветный и жестокий,
Ты поселила всех. Зачем скорбеть о нём?
Я радостно пою весне. Подайте роги!
Мы это счастье вместе сполоснём вином!

Ах, если б кто-нибудь сумел увидеть нежность
В его скучающих и с холодком глазах,
В шипах молчания, в едком дыме смеха,
В сухих, костлявых, настороженных словах.

Ах, если б кто-нибудь сумел понять, что это стены,
Что за стеной волнующим цветком
Давно забытая, в пыли, но всё же нежность
Боится быть раздавленной вдруг чьим-то каблуком.

Солнцеподобный Маркиз возлежал на столе,
Ловец тряпичных мышей, любитель рыбных филе,
Он – лучший комнатный сфинкс, он – любимец всех дам,
Не зная цены ни хвосту, ни усам.

Не надо! Не плачь!
Какая дивная ночь!
Ты видишь, падает снег,
Как замороженный дождь.
Листы декабря кто-то вырвал и съел,
Под окнами ветер не по-зимнему пел.

Разбуди улыбку! Что же ты не будишь?
Неужели злишься? Вот и брови хмуришь,
Покраснели щёки – грозовые тучи,
Может будет дождик, может быть и хуже.

Ну, прости! Не можешь? Неужели правда?
Будешь злиться вечно или лишь до завтра?
Мысли льются в сердце злоточивым ядом,
Ты уже болеешь страшно кислым взглядом.

Разве же так можно? Что ты в самом деле?
У тебя же сердце искусают шмели,
Злоба съест остаток твоих нервных клеток,
Потеряешь разум, детка, напоследок.

А завтра ты проснёшься с обновлённым взглядом,
Солнце светит весело, радость плещет рядом,
Наберу семь цифр, и ты простишь всё разом,
Так прости сегодня! Так прости всё сразу!

Изнеженный вальсом снег падает ниц,
Так стройно, так быстро, так нежно,
Как будто сто тысяч неведомых птиц
Кружат над родным побережьем.

Но музыка кончилась, ветер устал,
Метель оборвала все струны,
А вьюга вообще опоздала на бал,
Весь день она красила губы.

Окончилась музыка, снег погрустнел,
Смотрел, как на облаке ветер
Свой контрабас убирает в портфель,
А рядом с ним светит Юпитер.

Закончились танцы – тишина,
Луна в роли школьной технички,
И Млечным Путём она метёт облака,
Надев из Плеяд рукавички.

Закончился бал. Я сижу у окна,
Я в ложе почётных гостей,
Аплодисментами хлопают глаза,
Мерцают звёзды из ложи властей.