Сергей Филиппов (Серж Фил) - Аист. Абсолютно правдивый роман в стихах

Пили весело и много, не щадили
Ни сердец, ни почек, ни в мозгу извилин!
Да не просто это пьянка, – повод важный:
Двадцать пять в год исполняется не каждый!
Пусть в один год всяк из них на свет явился,
Но Серёжкин день всех более ценился,
Ведь всегда ребят пятёрка отмечала
День рождения и отдыха начало!

Солнце яростно июньское сияло,
Алкоголь в стаканах быстро нагревало,
Водку тёплую кровь впитывала губкой,
Тело делалось смешным, улыбка глупой,
Голова Серёжки хмеля не держала,
В нём внутри всё нетерпением дрожало.
Вдруг, в груди его кольнуло очень больно,
После сделалось легко, тепло, спокойно,
А затем его неведомая сила
В направленьи речки жёстко потащила.
Ноги делали шаги помимо воли,
Но в них не было ни тяжести, ни боли.

Перед самою водою он запнулся,
На друзей, сидящих сзади, оглянулся,
Но веселье в самом пике у народа,
Нет, его не заприметили ухода.
Сашка пальцами пощипывает струны,
Выводя узор мелодии нетрудной,
Лёнька, глаз прищуря, с фальшью подпевает
Об окне, что на стене вовсю сияет;
Жорке что-то зло втолковывает Лёва,
Не давая парню вставить и полслова,
И рука его, как сабля палачёва,
Рубит воздух экономно и толково.

– Всё, покеда, друганы! – шепнул Серёга. —
Извините, что я мучил вас так много,
Что мои решали часто вы проблемы,
Исковеркав свои нервные системы!
Что со мною будет дальше, я не знаю,
Есть ли светлый мир какой, страна иная?
Буду празднен я иль дО смерти устану?
Только помнить вас, клянусь, не перестану!
Я вернусь к вам или плотью, или духом,
Пусть не видим глазом, пусть не слышим ухом,
Но, когда меня душою вы коснётесь,
Как от сна кошмарно-пьяного очнётесь!..

Плыл Серёжка на спине, раскинув руки,
Умерла природа будто: стихли звуки,
Не плеснёт волна, его не покачает…
Вот, он в синем небе точку замечает.
Точка быстро вырастает – вниз стремится,
Становясь знакомой бело-чёрной птицей!
И тогда Серёжка лёгкость обретает
И свободно, плавно к аисту взмывает!

Это было ощущенье вне понятий!
Во сто крат милей красавицы объятий,
Круче в тыщи раз хмельного опьяненья,
Слаще власти безграничной упоенья!
Распростившись со своей душевной болью,
Пил свободу и покой Серёжка вволю,
Он как будто с гор скалистых рухнул в пропасть,
Но не смерть нашёл, а радостную лёгкость!
Он парил, летал, уже привыкнув к чуду,
И не просто так, он сразу был повсюду,
Где угодно мог мгновенно очутиться,
Лишь о том мысль успевала зародиться!
Он летал, но не один – с сопровожденьем:
Аист рядом с ним, блистая опереньем,
Находился и держался строго, гордо,
Молчаливо. Только знал Серёжка твёрдо,
Что, конечно, никакая он не птица!
Но в кого же он когда-то обратится?
Кем он станет, сняв пуховую одёжку?
Вот одно, чего не мог узнать Серёжка.

Как ему всё в ипостаси этой ново!
Нет пространства, нету времени земного,
А над чувствами его одно главенство:
Безграничное и светлое блаженство!
Только раз, помимо воли, оказался
Он над местом, где и быть не собирался:
Сосны кроны здесь свои печально клонят,
И увидел он, что там ЕГО хоронят.
Вот друзья стоят в молчании надрывном,
Вот и мать в платочке чёрненьком, противном,
Кто-то бодренький, в костюмчике опрятном,
Говорит, каким покойник был приятным;
Вот гроб ловко в ямы чрево опускают,
А потом песочком жёлтым засыпают,
Ставят в ноги пирамидку со звездою,
Свежий холм убрав цветами и хвоёю.
По стаканам ловко водку разливают,
Молчаливо, торопливо выпивают
И жуют (в душе собою явно горды!)
С ветчиной и колбасою бутерброды.

Всё Серёжка это видит равнодушно,
Улетел бы он, но знает: тут быть нужно,
И тогда он, на друзей взирая лица,
Хочет как-то перед ними проявиться.
И тотчас же ветер холод насылает
И по небу тучку чёрную пускает,
Ну а та – ей явно здравый смысл неведом! —
Плачет скорбно, но не дождиком, а снегом!

Всё Серёжка это вспомнил ясно, чётко,
Боль пришла, как будто стан обняла плётка,
Но следы её объятий не на теле —
На душе его нагой рубцы алели!
Сколько лет прошло, как тут он оказался?
Он не плакал, не скорбел, не волновался,
Жизнь его была ни радость и ни мука,
Лишь бездонная, с тоской тягучей скука.
Ах, душа его отвыкла от терзаний,
Как алкаш от кайфа в годы воздержаний!
Но теперь же насыщалась с упоеньем
Скорбью, радостью, живительным волненьем!

– Как же быть?! Ведь душу я порву на части!
Помоги мне, Ангел, если ты во власти!
Хоть одним глазком взглянуть: а как там братья?
А потом плевать! Хоть к дьяволу в объятья!

– Ожидаю я давно тебя азартно! —
Прозвучал басок надтреснутый внезапно.
На мгновенье свет, как шторой, затемнился,
И, Серёжки возле, некто появился.
По обличью он как Ангел оказался,
Только голосом своим с ним различался.
Будто братья-близнецы, лишь взгляд теплее
Брата первого, второго – холоднее.

«Это дьявол? – удивлён Серёжка явно. —
Да, в фантазии людской не всё исправно,
Раз рисуем мы его ужасным монстром
С пастью страшной, при хвосте и с рогом
острым!»

– Ну, не нужно удивляться. Право, внешность
Значит так же мало, как в раю безгрешность! —
Произнёс и этим явно насладился
Тот, второй, что здесь позднее появился. —
А по сути: вы привыкли в вашем мире
Всё делить на зло-добро, мол, или-или,
В этом вы поднаторели и немало:
Бог добру, а дьявол злу у вас начало!
Ну а наша с ним душа (кивок на брата!)
И добром и злом до краешков богата,
Но различны ипостаси в мире этом:
Я – на тёмном островке, он – здесь, на светлом.
Есть ещё у нас один брат – повелитель
Ваших душ, их чистоты определитель,
Он поступки ваши все учтёт до точки
И укажет, на каком быть островочке!
Мы потом свою работу совершаем:
Память вашу возвращаем и стираем,
Нужно помнить всё, чтоб мук усилить действо,
Для покоя память – это как злодейство!

– Это точно, мы когда-то проходили,
Жизнь загробную на рай и ад делили,
Но, по правде, я до сказок не был жаден,
А к религии совсем душой прохладен.
Лишь с одною сказкой я посмел сродниться,
Эта сказка – друг нежданный, аист-птица,
Но, как только птичья жизнь так зло прервалась,
То во мне для сказок места не осталось!

– Я тебе уж говорил: так было надо! —
Светлый Ангел бросил быстрый взгляд
на брата. —
Но, однако ж, ты хотел в тот мир вернуться,
Где пришлось тебе со злобою столкнуться?

– Да, хочу, мечтаю, жаждаю. Скорее!
Мир тот, знаю, и светлее и добрее!
Там друзья, и им нужна моя подмога,
Ангел, милый, помоги мне, ради бога!
А потом сотри мне всю, до дырки, память,
Чтоб не смог я ни смеяться и ни плакать,
Жить в раю с живою памятью – мученье,
Муки ада с ним в сравненьи – развлеченье!