Владимир Алейников - Звучащий свет

Так что же мне делать, скажи,
С душою, с избытком горенья,
Покуда смутны рубежи
И листья – во влажном струенье?
На память ли узел вяжи,
Сощурясь в отважном сиянье,
Бреди ль от межи до межи,
Но дальше – уже покаянье.

Так что же мне, брат, совершить
Во славу, скорей – во спасенье,
Эпох, где нельзя не грешить,
Где выжить – сплошное везенье,
Где дух не дано заглушить
Властям, чей удел – угасанье,
Где нечего прах ворошить,
Светил ощущая касанье?

От разбоя и бреда вдали,
Не участвуя в общем броженье,
На окраине певчей земли,
Чей покой, как могли, берегли,
Чую крови подспудное жженье.

Уж не с ней ли последнюю связь
Сохранили мы в годы распада,
Жарким гулом её распаляясь,
Как от дыма, рукой заслоняясь
От грядущего мора и глада?

Расплескаться готова она
По пространству, что познано ею —
Всею молвью сквозь все времена, —
Чтобы вновь пропитать семена
Закипающей мощью своею.

Удержать бы зазубренный край
Переполненной чаши терпенья! —
Не собачий ли катится лай?
Не вороний ли пенится грай?
Но защитою – ангелов пенье.

Тому, кто сам уже оставил впрок
Предтечей речи путаницу строк,
Тому, кто знал приметы одичанья
В загоне от молчанья до звучанья,
Тому, кто сам бывал себе законом,
Нередко – спящим, изредка – бессонным,
Тому, кто ведал то, к чему влечёт
Душа, к чему судьба приволочёт.

Стеченье обстоятельств не считай
Счастливым ни для мыслей, ни для стай
Пичужьих, то летящих на чужбину,
То чувств нежданных вызвавших лавину
В родных пределах, где и так в избытке
В любую пору милости и пытки, —
Не с миру ли по нитке собирать
Надежды на покой и благодать?

И потому – конечно, потому,
Что быть, как все, несладко одному,
Да и вдвоём, и целою плеядой,
Пусть непохожесть явится отрадой
Для сердца, – эти строки адресую
Тому, кто чует истину, кочуя,
Тому, кому сейчас не по себе,
Тому, кто завтра сам придёт к тебе.

Что же мы видели, глядя сквозь пламя? —
Семя проросшее? новое знамя?
И в зеркалах отражались мы сами
Вроде бы вниз головой, —
Всё бы искать для себя оправданья,
С грустью бесслёзною слушать рыданья,
Строить в пустыне, как зданье, страданье —
Пусть приютится живой.

Новое знанье и зренье иное,
К сроку пришедшие, ныне со мною,
Время прошедшее – там, за стеною,
Имя – и здесь, и вдали, —
Выпал мне, видимо, жребий оброчный,
Вышел мне, стало быть, путь непорочный,
Выдан в грядущее пропуск бессрочный —
Не оторвать от земли.

Привыкший делать всё наоборот,
Я вышел слишком рано за ворота —
И вот навстречу хлынули щедроты,
Обрушились и ринулись вперёд,
Потом сомкнули плотное кольцо,
Потом его мгновенно разомкнули —
И я стоял в сиянии и гуле,
Подняв к востоку мокрое лицо.

Там было всё – источник бил тепла,
Клубились воли рвенье и движенье,
Земли броженье, к небу притяженье,
Круженье смысла, слова и числа, —
И что-то там, пульсируя, дыша,
Сквозь твердь упрямо к миру пробивалось, —
И только чуять снова оставалось,
К чему теперь вела меня душа.

Бывало всё, что в жизни быть могло,
И, как ни странно, многое сбывалось,
Грубело пламя, ливнями смывалось
Всё то, что к солнцу прежде проросло, —
Изломанной судьбы я не искал —
И всё, как есть, приемлю молчаливо,
Привычно глядя в сторону залива,
Где свет свой дар в пространстве расплескал.

Как мученик, верящий в чудо,
На острове чувства стою —
И можно дышать мне, покуда
Всего, что могу, не спою.

И вместо кифары Орфея
В руке только стебель сухой —
Но мыслить по-своему смею,
Затронутый смутой лихой.

И кто я? – скажи-ка, прохожий,
Досужую выплесни блажь, —
У нового века в прихожей
Ты места спроста не отдашь.

А мне-то жилья островного
Довольно, чтоб выстроить мост
К эпохе, где каждое слово
Под звёздами ринется в рост.

И всё-таки зренье иное
Дарует порою права
На чаянье в мире земное,
Чьим таяньем почва жива.

Ты думаешь, наверное, о том
Единственном и всё же непростом,
Что может приютиться, обогреться,
Проникнуть в мысли, в речь твою войти,
Впитаться в кровь, намеренно почти
Довлеть – и никуда уже не деться.

И некуда бросаться, говорю,
В спасительную дверь или зарю,
В заведомо безрадостную гущу,
Где всяк себе хозяин и слуга,
Где друг предстанет в облике врага
И силы разрушенья всемогущи.

Пощады иль прощенья не проси —
Издревле так ведётся на Руси,
Куда ни глянь – везде тебе преграда,
И некогда ершиться и гадать
О том, кому радеть, кому страдать,
Но выход есть – и в нём тебе отрада.

Не зря приноровилось естество
Разбрасывать горстями торжество
Любви земной, а может, и небесной
Тому, кто ведал зов и видел путь,
Кто нить сжимал и века чуял суть,
Прошедши, яко посуху, над бездной.

Всё дело не в сроке – в сдвиге,
Не в том, чтоб, старея вмиг,
Людские надеть вериги
Среди заповедных книг, —
А в слухе природном, шаге
Юдольном – врасплох, впотьмах,
Чтоб зренье, вдохнув отваги,
Горенью дарило взмах —
Листвы над землёй? крыла ли
В пространстве, где звук и свет? —
Вовнутрь, в завиток спирали,
В миры, где надзора нет!

Всё дело не в благе – в Боге,
В единстве всего, что есть,
От зимней дневной дороги
До звёзд, что в ночи не счесть, —
И счастье родного брега
Не в том, что привычен он,
А в том, что, устав от снега,
Он солнцем весной спасён, —
И если черты стирали
Посланцы обид и бед,
Не мы ли на нём стояли
И веку глядели вслед?

А чуда ни за что не рассказать —
За дружеской неспешною беседой
На сплав немногословности не сетуй
С тем, что узлом впотьмах не завязать,
Не выразить, как взгляды ни близки
И сколь ни далеки шаги в пространстве, —
И всякий раз, и в трезвости, и в пьянстве,
Кусаешь недомолвок локотки.

Коль чуду не стоять бы на своём,
Иную обрели бы мы дорогу,
Ведущую к забвенью понемногу, —
И мы его и видим, и поём,
И чествуем, и чувствуем везде,
Где есть надежда так, а не иначе
Уйти к нему тропой самоотдачи,
В мирской не задержавшись чехарде.