Владимир Алейников - Звучащий свет

Подобно рождению нот,
Оттуда, из царства теней,
Сюда, во смятенье широт,
Мы выйдем негаданно с ней.

И здесь, меж оград и щедрот,
В туманах и низких кострах,
Увидим, как тихо плывёт
Высокая лодка в цветах.

И тёплая вспыхнет свирель,
И флейта, как месяц, светла, —
И всё, чем мы жили досель,
Отхлынет навек от весла.

И словно во славу словам,
Сорвавшимся с губ, о любви,
Ещё на пути к островам
Желанными их назови.

От крыш, и по льду, и везде —
И плач, и плеск, и клёкот ломкий,
И только льющейся воде
Призыв почудится негромкий,
И ощущенье пустоты
Меж суеверием и верой,
Стирая зримые черты,
Живёт отринутою эрой.

Но что упало вдалеке
С высот полунощных и диких,
Чтоб, дрогнув чашею в руке,
Тоске запутаться в уликах?
Как будто колокол разбит
На Севере, где снег да ели,
И воскрешение обид —
Как вопрошение капели.

Ну что же! – спрашивай опять,
Купель качая колыбелью,
Покуда дней не сосчитать
За этой тающею трелью,
За цитаделью хрусталей,
Где ходят тени-богомольцы,
Где нам колышет Водолей
Струящиеся колокольцы.

Былою осенью – наследством хризантем —
Сей дом наполнен в памяти послушной,
И сад живёт устойчивей затем,
Что вид утерян благодушный, —
И, взглядом следуя от веток-растерях,
В подолах листья пламени даривших,
До льдов, – двойной испытываешь страх
За вовремя отговоривших,
В тумане канувших на лодке, где весло —
Волшебный жезл участия в движенье, —
И если бы случайно повезло,
Каким бы стало постиженье?

Цветы не надобны сегодня февралю —
Капель вызванивает жалобно и хрупко,
И если я богов не прогневлю,
Какой окажешься, голубка?
Не той ли горлицей, что нынче в деревах
Стонала, горло надрывая,
Чтоб сердце вздрогнуло в разрозненных снегах,
Забилось, горе прозревая?
Иль той, летающей над пропастями дней,
Питомицею стаи
Едва покажешься, что виделась ясней
Пора святая?

Не знаю, милая, мне некого спросить —
Ночные сетованья кротки —
От счастия, пожалуй, не вкусить —
И нет ни лодки,
Ни льющейся по-прежнему воды,
Текучей, изначальной, —
И где оно, присутствие беды,
В игре печальной?
Там осень без участья в ворожбе
Ушла невольно —
И некому напомнить о себе,
И слишком больно.

Хрусталя фасеточный глаз,
Февраля прощальная песнь, —
Извели бы горем не раз,
Но живу и радуюсь: есмь!

Измельчи ветвей филигрань,
Неуёмный ливневый гул,
Не затронь запретную грань —
От неё не первый уснул.

Ничего не видно вдали,
Где в песках оставил следы, —
И, согласно праву, внемли
Пелене кромешной воды.

А бывало, тоже знавал,
Толкователь капель ночных,
Где звериный зрят карнавал
И находят чаек степных.

Этот хмель, вестимо, прошёл,
Истомил, как вишенный цвет, —
И от всех положенных зол
Исцеленья, видимо, нет.

Что же обруч тесен причин
И широк не чаемый круг? —
Без известных, значит, кручин
Ты и впрямь воспрянешь ли, друг.

До чего ж текстологам жаль
Разбираться в дивном бреду,
Где дружна с юдолью печаль,
А начало – где-то в саду!

Размышленья помни урок,
Расставанья слушай укор —
И забьётся в горле комок,
И постигнешь Ангельский хор.

Из темноты, увенчанной цветами,
Явилось мне смирение – но в нём
И таинство, и шествие с дарами
Сопутствуют общению с огнём, —
Измучен глаз – и век жестококрылый
Состариться успел и не в чести —
Но обретать насущное в пути
Мы начинаем с новой силой.

Дворы пусты, как выходки вельмож,
Закат автомобильный страшен, —
Стигийских стражей и кремлёвских башен
Содружество томит, – и ты не вхож
Ни в шелест, возвышающий листы,
Ни в двери, —
И вещи до наивности просты
В предвестии потери.

Вино бездомицы в стакане ледяном
Хрустальным плеском сковывает веки,
С ночлегами в безумной картотеке
Торжественно знакомясь за окном,
Где голуби над храмом пролетят —
И вместе с колоколом гулким
Из райских новостей, из Царских врат
Прольётся свет по переулкам.

Не жертвуйте им нежности язык,
Доступности и лести – двум сестрицам, —
Никто ещё в коварстве не привык
Ладони прижимать к ресницам,
Зрачки терзая пыткой пустоты
С поклоном и полунамёком, —
И только незабвенные черты