Евгений Вермут - Жизнь, как она есть. Ироническая философия в стихах

Где теперь ты, Афродоля?
Может, там, на небесах?
Я натер уже мозоли
На слезящихся глазах.
Может, снова ходишь босой,
Соблазненная юнцом,
Со своим горбатоносым
Древнегреческим лицом.
Я, вообще, мужик не хлипкий,
Но разлук не выношу,
Я признал свою ошибку,
О которой и пишу,
И со всем своим стараньем
Постараюсь доказать,
Что имею я желанье
Свою жизнь с твоей связать.
Говорят, что время лечит,
Это с детства слышу я,
Но меня оно калечит,
Если рядом нет тебя.
Становлюсь я страшно скучный,
Очень нервный и плохой,
К санитарам равнодушный
И с врачом своим глухой.
Афродита или Фрося
Или, как тебя, там, звать,
Мне бы взять тебя за косы
И забросить на кровать.
Появись же поскорее,
Свадьба будет «от и до»,
Я давно мечту лелею
Свить совместное гнездо.
Вечерами, Афрозина,
Я брожу туда-сюда,
Время тянется резиной,
Продвиженью нет следа.
Я, исколотый врачами,
Съел таблеток килограмм,
Я ворочаюсь ночами
И вздыхаю по утрам.
Я ищу тебя по свету,
Я пол мира облетал
И в Вечернюю газету
Объявленье накатал:
Мол, жениться есть причина,
Обеспечен до седин,
Ждет вторую половину
Ее первый половин….
У меня своя охрана,
Сам на белом я коне.
Никакие «тамерланы»
И не сунутся ко мне,
Только часто в полнолунье
Подвываю от тоски…
Ты мне сердце, Афродуня,
Разрываешь на куски.
Приезжай ко мне, отрада,
Ты узнаешь блеск и шик,
Ждет тебя моя награда,
Ведь не зря же я мужик.
Все прививки я прошедший,
У меня по горло льгот,
Я же в доме сумасшедшем
Квартирую третий год.
В потолок плюю весь день я,
Одному, лишь, я не рад —
Беспокоит привиденье,
Облаченное в халат,
А в окно, на женщин глядя,
Угрожаю кулаком.
Называют меня дяди
Сексуальным маньяком.

Я отдаю хозяину долги
И тут же, в зале, набираю снова,
И знаю я, что брать мне «не с руки»,
Известно мне, что это бестолково.
Я не люблю быть связанным по швам,
Но никуда от этого не деться.
Я навсегда приписан к должникам
За чей-то брак, смонтированный в детстве.
Я не припомню тот проклятый день,
Когда, вдруг, стал игральным автоматом,
Я без конца глотаю дребедень,
А отдаю награбленное матом.
Все люди злы фальшивой добротой,
Я слишком часто в этом убеждался —
Меня снабдили внешностью крутой,
Но выдать «кольт» никто не догадался.
Пинают все, кому не повезло
Услышать, слух ласкающие, звуки,
И все в лицо плюют, срывая зло,
И все зовут бандитом одноруким.
Жжет в глубине разбитого нутра,
Помята грудь железной оболочки.
Я обождать молю их до утра,
А утром снова требую отсрочки.
Все говорят вокруг, что я богат.
Да, я богат, но гибну без свободы.
Я масло пью, как винный суррогат
И заливаю выжженные годы.
Один «подход» и два, и даже три —
И вот уже я горд и независим,
Но под панелью красочной, внутри,
Ждет от судьбы душа счастливых писем.
Невмоготу тревожный этот зуд,
До аллергии, до изнеможенья.
За что такой несправедливый суд
И приговор: битье и униженье?!
Мне надоело ждать, когда меня,
Как мухи – мед, облепят кредиторы,
Обгадят корпус, мать мою браня,
Отключат сеть и выкинут моторы.
Я лучше сам приближусь к ним на шаг —
В какой-то миг изменится программа
И мой клиент, подергав за рычаг,
Прочтет: ВАШ ВЫИГРЫШ – ДОЛГОВАЯ ЯМА!
Ну, а пока не тронуты мозги,
И претворясь тупым и бестолковым,
Я отдаю хозяину долги
И граблю всех, в долги влезая снова.

Отчего так тоскливо и муторно
В день, когда все пичуги поют,
Почему в час вечерний и утренний
Стал не мил мне мой скотский уют?
Тело хочет в безумства удариться,
Потянуться и громко вздохнуть,
На оттаявших травах распариться
И соседа рогами боднуть.
Эх, глаза мои, кровью налитые —
То ль влюбился я, то ль переспал —
Нервы ранами стали открытыми,
Видно за зиму их истрепал.
Пучит ноздри от ветра пьянящего,
Не до сена мне и не до сна.
Перед мордой нахально-навязчиво
Красной тряпкой маячит Весна.
Ночь все меньше и день увеличился,
Чую – дурью запахло в хлеву.
Неспроста я сегодня набычился —
Землю рою и привязи рву!

Эх, погодка-то нынче красивая!
Тридцать градусов.
Благодать!
Работяги такие ленивые,
Что словами не передать.
Старший в будке закрылся, бестия.
(Ну, какой для рабочих пример?)
Руководство готовит он к действию,
Подрубив кондиционер.
Вот задвинется солнце за облачко,
Покажу я им «кузькину мать».
Эх, на речку б и пива с воблочкой,
Окунуться б и подремать.
В горле сухо, как после пожарища,
Никакою водой не зальешь.
Две минуты походишь – запаришься,
Шевельнешь рукой – потечешь.
Красота?
Красота-красотинушка.
Кто б в пивной заточил меня бар.
Скоро солнце своею дубинушкой
Нанесет мне последний удар.
Стать бы мне в море пива подлодкою,
Да залечь на полгода на дно.
Эх, послать бы всех вместе с работкою,
Надоело все это давно.
Что за лето какое-то странное,
Сам себя я вчера не узнал.
Я подружку свою ненаглядную
Отбивной на свиданье назвал.
И гонял я весь вечер любимую,
Норовя что-нибудь оторвать…
Эх, погодка-то нынче красивая!
Тридцать градусов.
Благодать!

Для кого-то счастье – это ноги,
Для кого-то – деньги и жена,
Для кого-то благо – вера в Бога,
Ну, а я мишенью рождена.
Я – мишень, в которую стреляют,
Только пули знаться не хотят,
Мало им, что мимо пролетают,
Так еще презрительно свистят.
Что уж я с собой ни вытворяла,
Даже подрисовывала круг,
Но Судьба, как видно, выбирала
Более удачливых подруг.
Снова чье-то счастье проскочило,
Легкой дымкой свой отметив путь,
И сухим горохом застрочило,
Веером, ложась в чужую грудь.
Все равно с мечтой я не рассталась,
Хоть все чаще думаю о том,
Почему мне пули не досталось,
А соседка стала «решетом».
Вот, опять одну из них задело
Далеко за мною, позади,
И стыдливо «яблочко» зардело
В центре разукрашенной груди.
Для меня нет дырочки дороже,
Ведь не зря мой дом – огромный тир.
Пусть жестока жизнь моя и все же
Это мой «трассирующий» мир.
Всех подруг давно изрешетили,
Мне до них, конечно, далеко.
Пуль своих они не упустили,
А мои умчались в «молоко»…

Кирпич на кирпич,
На растворе крутом,
Бок о бок,
Рядами и ввысь —
Это дом.
Не страшен нам смерч и любой ураган,
Пока нам дар жизни строителем дан.
Мы – микрорайоны,
Мы – микромиры,
Мы служим на совесть до самой поры,
Той самой поры, пока Времени срок
Не выйдет
И нас не рассыплет в песок.
Не важно, каких ты набрался идей,
Мы всех защитим от ветров и дождей,
Согреем собой,
Потому что, мой друг,
Внутри нас тепло человеческих рук.
Не верьте тому, кто сказал сгоряча,
Что чье-то лицо жадно ждет кирпича.
Характер мой жесток, но я не буян
И груб я на вид, но не в этом изъян.
Из глины слепил меня Ты, человек.
Другой мною бросил в тебя же,
И век
Теперь я виновен и судят меня
За то, что летел.
НО КИДАЛ, ВЕДЬ, НЕ Я!
За то, что «случайно» упал из окна,
За то, что попал
И за то, что стена
Встает
И не хватит тут силы ни чьей,
Разрушить барьер из сплошных кирпичей.
Порой от бессилья и просто со зла,
В упор или в спину
И из-за угла
Удар, вдруг, наносит бродяга любой…
Как жалко, что я не владею собой.
На всех площадях городов или сел
Тому, кто сложил нас и в степень возвел,
Кто нас уважал,
Стеллу Памяти я
Воздвиг бы
И первым вложил бы себя!