Евгений Вермут - Жизнь, как она есть. Ироническая философия в стихах

Я был зачат самой природой,
Землею выношен до дня,
В который всю мою «породу»
Свезли в Святилище Огня.
Когда-то, помню, перед домной,
Простою будучи рудой,
Мечтал о будущем я скромно
И быть хотел сковородой.
Мне жить хотелось по-простому —
В кругу хозяйственных забот,
Но стал моим родильным домом
Станкостроительный завод.
С тех пор катушки неизменно
Кручу почти полсотни лет,
Ведь я станок обыкновенный.
Не о таком мечтал я, нет.
«Пашу» без устали в две смены,
В себе не сдерживая прыть,
И я не требую замены —
Мне просто нечем говорить.
Один мотор, гора железа
И два ремня, как пара жил,
Вращают вал мой «до зарезу»,
Что б я мотал, вертел, кружил…
Полсотни лет мне нет покоя,
Но я ж не вечный, мне ль не знать,
На самом деле, что такое
«На всю катушку отмотать».
А тот двуногий – он из стали,
Он никогда не устает,
Все время давит на педаль он,
И молотком нещадно бьет.
Я терпелив, но мне же больно,
Дрожит и стонет каждый винт,
И все же чту я добровольно,
В меня заложенный инстинкт.
Стою безропотно и молча
В ряду таких же, как и я.
Я плохо жил и плохо кончу,
Но есть надежда у меня:
Когда я стану бесполезным,
В одну из проклятых ночей,
Закрыв глаза, уйду я в бездну
Плавильных каменных печей.
Из искореженной болванки
Я возвращусь опять в металл,
И, может быть, я стану танком,
Разрушив все, что «отмотал»!

Я, лишь, свеча,
Но как мне надоело
Злым огоньком плясать в чужих очах.
Светить, так всем, а не мерцать без дела.
Ну, разве дело – пьянка при свечах?
Ночной кабак: то вскрики, то затишье,
Интимным гулом переполнен зал.
Я в тишине…
И я тогда не лишний,
Когда пустым становится бокал.
Всю ночь один,
Но верю, что не зря я,
Как часовой был стойким и немым.
Я так устал,
Я плавлюсь, отекая,
Свои тепло и свет отдав другим…

Я живу в параллельном мире,
(В этом мире материй нет),
В безвоздушной своей квартире
Под названием Интернет.
Здесь никто надо мной не властен,
Я свободен в своей Стране.
Виртуальное сладострастье —
Вот, что нужно сегодня мне.
Я зимой погружаюсь в лето,
Превращая снега в моря.
Я познал уже все секреты
«Безвоздушного» бытия.
Мне давно не страшны напасти,
Я на дрязги давно плюю.
Не воруя чужое счастье,
Создаю я судьбу свою.
Независим я, и при этом,
(Вам легко подтвердит любой)
Только здесь могу быть поэтом,
Только здесь могу быть собой.
Сколько выдавил слов из клавиш,
Сколько мерзких я стер имен…
Столько нечисти не удавишь,
Как бы не был смел и умен.
Я живу, ни о чем нимало
Не жалея и не скорбя.
Сотворил я свои Анналы
И впечатал туда себя.
Я скажу (только между нами):
Сам себе я теперь ЗАКОН.
На Рабочем Столе, как в Храме…
Я молюсь на полста икон.

Надоела мне кухня до дури,
Посижу пять минут у окошка.
Если б кто побывал в моей шкуре,
Пожалел бы меня хоть немножко.
Рано утром встаешь недоспавшей,
Надо завтрак готовить для зятя.
Самому ему лень, он «уставший»,
Ему тяжко подняться с кровати.
Дочка тоже совсем разленилась,
Из забот только губы и брови.
Только стирку закончишь, явилась.
Хорошо так, когда наготове.
И ни доброго слова, ни ласки
Не дождаться от них, от обоих.
А потом целый день, словно в сказке,
Я в ней ведьма с ведром и метлою.
А на улице люди гуляют,
Тут не видишь и белого света.
Целый день город «ваньку валяет».
Дармоеды, работы им нету!
И откуда же столько народа,
Кто-то с сумкой, а кто-то с подругой.
Вон, мужик «поливает» природу,
Видно, пива напился, пьянчуга.
Нет, стальные иметь надо нервы,
Выходить из себя есть причина.
Как ни девка, так юная стерва,
В то же время, какие мужчины!
Вот, родись я на двадцать лет позже,
Я была бы хорошей женою
Вон, тому, с краснощекою рожей.
А теперь он с другой – не со мною.
Та, другая, я вижу, спесива
И характер, видать, агрессивный.
Что с того, что стройна и красива.
Я, ведь, тоже была не противной.
Что ж ты споришь-то с мужем, голубка,
Что-то в крик на ходу обсуждая.
Бесполезно, сожми свои губки.
Впрочем, мне-то… Она ж молодая.
В наше время скромнее мы были,
Знали – вякнешь – останешься с носом.
Вон, еще одна, льет, крокодильи,
Вымывая из мужа запросы.
Вот и март… Холода отступают.
Сыты все уже этой зимою.
Зять обмолвился, дверь открывая:
– Буду рано, ведь завтра «восьмое».
Снова, дурень, забудет про совесть,
На подарки все деньги истратив.
Ладно, что, там, пора и готовить.
Надо встретить любимого зятя.

Злые жильцы из родного подъезда,
Сколько же вы меня рвали!
Все, кроме тех, кто пока что в отъезде,
Да и чужие достали.
Дом, как картинка и двор аккуратный,
Люди культурные, вроде,
Ходят и ходят туда и обратно,
Хлопают мною на входе.
Бьюсь я об раму, весь дом сотрясая,
Петли в бессилье скрежещут.
Чтоб вам отверзлось, – жильцам я бросаю, —
Только намного порезче!
Дети-милашки и даже старушка,
Пьяница с красною рожей…
Бьют целый день, но, ведь, я же не пушка,
Я и не колокол тоже.
Может, какой-нибудь мелкий чиновник
Двери закрыл перед вами.
Вот вы и мстите, но я не виновна,
Ну, уступите же даме!
Люди, родимые, остановитесь,
Я же совсем не такая.
Не заперта я, так что же вы злитесь,
Разве я вас не пускаю?
Но лишь пинки – ежедневная взбучка —
Выдержу долго едва ли.
Я бы на помощь подвигала ручкой,
Только все ручки сорвали.
Ночью безмолвной, походкой неровной,
С вечной оглядкой, неловко
Бомж иногда приласкает любовно,
Тихо пройдя на ночевку.
Вы мне когда-нибудь праздник устройте
(это мне будет наградой) —
Тихо откройте и тихо закройте,
Большего мне и не надо.
Но, как всегда, и зимою, и летом,
Круглые сутки песочат.
Ох, поскорей бы конец, что ли, света!
Ох, дотянуть бы до ночи!

Старенький двор просыпается рано,
Томно вздыхает и чешется ветром,
Долго потом удивляется странным
Людям на улице в кедах и гетрах:

– Как же смешно наблюдать мне за вами.
Вы же без крыльев, вы вовсе не птицы.
Сколько бы вы ни махали руками,
Вы все равно никогда не взлетите.
Как вы ни прыгайте, тети и дяди,
Вам ни за что не допрыгнуть до неба.
Выгоды нет (а чего еще ради) —
Нет вам причин для полета.
Вот, мне бы
Облачка нежность почувствовать травкой
Или в грозу целиком окунуться,
Смыть все окурки и мусор под лавкой,
Может и юность смогла бы вернуться.
Вдруг бы открылось второе дыханье,
Стал бы похож я на парк или садик,
Радовал мам бы, но утренней ранью
Должен терпеть толстых «тетек и дядек».
Мне бы смотреть только в детские глазки,
Мне бы сушить для них горы пеленок…
Вот, наконец-то, и мама с коляской —
Это единственный в доме ребенок.
Что же стряслось с моим маленьким миром,
Что и когда его сделало диким.
И почему раньше в новых квартирах
Слышался смех, а не пьяные крики?
Было веселье у нас выше крыши —
Дети и взрослые вместе гуляли…
Выросли все и теперь от них слышу
Где и кому, и за что «наваляли…»