Наталья Тимофеева - Ветер с Севера. Стихи

Закатный луч прорезал облака
С блистающим серебряным подбоем,
И потекла неспешная река
Звучания под облачным покоем, —
Кузнечиков многоголосый хор,
Фазаний крик, далёкий вой шакала…
И ароматы, полонив простор,
Качнули воздух, как в плену фиала
Хмельной глоток, не допитый до дна,
Вобравший невозвратное дыханье…
И отражённой алостью вина
Пролил закат прощальное сиянье.
И пала ночь, прохладна и тиха.
Она с горы прокралась чёрной тенью, —
Предвестница молчанья и греха,
И антипод мирскому всепрощенью.

Не мешаю сна и яви,
Не вмещаю в разум бреда.
Жизнь иль до смерти отравит,
Или даст идти к победам.

Время давит мне на плечи
Сверху. Холодно и смутно.
Мне в ночи укрыться нечем.
Жду восхода поминутно.

Даль теряется в тумане,
Но пряма моя дорога.
Кровь давно свернулась в ране,
Там её совсем немного.

Пусть меня не ищут тени,
Что в расщелинах таятся.
Не боюсь разбить колени,
Не боюсь поранить пальцы.

Что-то будет очень скоро,
Невозвратное, как годы,
И мои впитают поры
Всё звучанье небосвода…

Наивно думает природа в неравной битве устоять,
Она приметы пишет года всё в ту же в старую тетрадь,
Но всё по-новому грохочет, сдвигают плиты литосфер
Вулканов вырвавшийся кочет и пленник ада – Люцифер.
И человечество рыдает перед открывшейся бедой,
На вероятностях гадает, огнём гонимо и водой.
Где выжить нам, бежав от мести земли, загаженной людьми?
Ни по отдельности, ни вместе от чаш не спрятаться семи,
От труб не скрыться и печатей, и от расплаты не уйти.
Увы, похожи мы на татей, что встали жизни на пути.
Живём, как нам диктуют черти, забыв о собственном Творце,
И гибнем в вечной круговерти с дурацкой миной на лице.
Мы делим землю, словно блохи, что делят кошек и собак,
И наши судьбы злые плохи, и не меняются никак.
Четвёртый ангел с ликом строгим давненько время обогнал
И людям сирым и убогим несчастный жребий обещал.
*

Катастрофу сознания нации видно в каждой второй публикации.
От чего мне не страшно за нацию? Предпочтёт она праву – люстрацию.
Вновь в последних толчках эволюции зародились ростки революции.
У одних – недород и апатия, у других – без ума демократия.
Что же делать, опять меня спросите, я отвечу: «Что сеяли, косите!
У безбожников мысли кургузые, блуд вы все называете узами,
Воровство называете правилом, что когда-то ворьё прокартавило,
Что ж теперь вы по прошлому плачете и ужасные вирши фигачите?
Нет пророков в отечестве варваров, где старушки раскрашены шмарово,
Где мужчины привыкли крысятничать, а девицы за деньги развратничать!
Вы язык свой теряете истово, бьёте Русь нашу в сердце без выстрела».

В тело ночи луч серебряный
Воткнут, будто ведьме в грудь.
Ветер, крадучись, потерянный
Перемётный ищет путь.
Стонет, сетует и ластится,
И листает листьев медь…
Тучей склон холмистый застится,
А за ним таится смерть.
Там клокочет сила грозная, —
Копит чашу гнева гром.
И закидывает гроздьями молний
Небо – чёрный холм.
Не хочу бежать и прятаться,
Страх забыла я давно.
Боль, устав в душе царапаться,
Стала с небом заодно.
Обречённость мира хрупкого,
Невозвратной жизни миг,
Ночь, зловеще-неподкупная,
Нереальный лунный лик…

Холопам невдомёк, за что дерутся баре,
Им выжить бы, да вот, то голод, то разор.
А наверху гудят, там тварей всех по паре,
Им тоже невдомёк, почто меж быдла мор.

Как в банке пауки, сосущие кровянку,
Пустив страну под нож, друг друга теребят.
За жирные куски, за Богову делянку
Грызутся, словно псы, уже сто лет подряд.

Терпила из терпил наш добрый русский Ваня,
Ему под стать жена, что Манею зовут.
Когда восстанет он, тогда конец и грянет,
Прихлопнет медный таз сей *лядский институт.

Трусливые умы, правители без чести,
Во лжи и воровстве погрязшие мужи,
А вам не надоел весь этот бег на месте?
Ведь вас опять толпа поднимет на ножи.

Считаете себя элитой и богами?
Мол, на Руси дурак – творец плохих дорог?
Но ждёт вас, как и всех, свидание с червями,
Что натворили здесь, то ТАМ рассудит Бог.

И чем поганее урод,
Чем громче лжи городит веще,
Тем больше чтит его народ
И, восхищаясь, рукоплещет.

Когда задавит, как клопа,
Владыка охлос неразумный,
Когда державная стопа
Покинет этот мир безумный,

Тогда остатки, уцелев,
Вновь возопят ему «осанну»
И станут клясться нараспев,
Что он дарил им мёд и манну.

Стареющие нимфы и альфонсы,
Беззубые тупые борзописцы
Ваяют рифмы вроде бы для форса,
Являя миру сморщенные лица,
Но так мечтают оказаться в Лете
И поразить народ кудрявым слогом, —
Бабуленька в малиновом берете,
Дедулечка в лапсердаке убогом.
И души их – заплата на заплате,
И квашеной капустой тащит густо,
Когда бы они были на зарплате,
Они б морили всех талантов дустом.
Теперь они все члены и членессы,
Дорвавшись до тусовок и союзов, —
Потрёпанные годами мэтрессы
И мэтры с обозначившимся пузом.
Они под локотки друг друга держат,
Они под зад пихают самых верных,
Лишь от зубных протезов лязг и скрежет…
Их мир стоит на стервецах и стервах.
А что язык, он дураку в подспорье,
Емеля ведь молол без остановки…
Имеем мы в стране такое горе,
Увы, – литературные тусовки.

Молчишь, душа? Ты – пленница телес,
А тело есть заложник притяженья.
В него вселяясь, счастлив злобный бес,
Наметив ум досужий в услуженье.

Кто мудрствует, над верою глумясь,
Цитируя бездумно из Писанья,
Того уловит в сеть рогатый князь,
Не испросив ни имени, ни званья.

Пустопорожней полнясь болтовнёй,
Нищает мир, любви в нём нету места.
Без веры жизнь – лишь хаос и разбой,
А человек – кусок сырого теста,

Не обожжённый глиняный горшок,
Сосуд греха, наполненный костями.
Умом-то крепок, только ум – с вершок,
Хоть деньги он черпать готов горстями.

Известно, проку от богатства пшик,
Мы все уйдём туда, где нет рассвета…
Кто истины благословляет миг,
Чья жизнь сияньем Господа согрета,