Михаил Буканов - Кто ты, тебя я не знаю…

Обериуты! Вы исчезли в жути сороковых простреленных годов.
Среди словесной непокорной мути, не оставляя письменных следов.
Случайно уцелевшие фрагменты, разбросаны по следственным делам.
Пропавшие без вести документы, хранились у чекистов по столам.
Что думал Хармс, идя по льду с конвоем, стараясь запахнуть своё рваньё?
А ветер с вечным поздравлял покоем, и песню пел про торжество своё.
Ликуй, ЧеКа, поэтов меньше стало, ещё сильней засилье дураков.
И вот уже другой бредёт устало. Без хлеба, без тепла и без стихов!

Утром волк, проснувшись рано, опрокинул два стакана,
И решил, узнать пора, чем займётся он с утра!
Позвонил он на работу, там сказали, что в субботу
Волку нечего ловить. И решил он бросить пить.
Потому как в помутненьи появляются сомненьи,
Он единое одно, иль раздвоился давно?
Вот одно лежит в постели, а другое черти съели,
Влезли в душу и оттель сиганули прям в постель.
Съели первого на раз, без приправ и без прикрас,
А второго сразу в Ад, чертенятам на салат.
Или это первый был, алкоголь кого сгубил?
Точно брошу, не могу. Выпивку отдам врагу!
Перейду я на кефир, колбасу и на зефир,
И тогда-то, бросив пить, стану денежку копить,
А как стольник накоплю, сразу я его пропью.
Ох! Не зря же на Руси говорили люди,
Всё веселие «пити», водочка в сосуде.
Бедный, бедный, бедный волк. Это только в сказке
Он зубами быстро щёлк, сам в бега, в отмазке.
А в натуре алкоголь скушает беднягу.
Вот на деле в чём тут соль. Завершаю сагу.
Ежли с водочкой комплот, с алкоголем игры,
Будь ты ёжик, или кот, водка хуже тигры!
Съест, зараза, не мигнув, каждого достала.
После третьего, всхрапнув, думал волк устало!
Надо будет срочно мне ухайдакать пьянку…
И в уютной тишине выпил спозаранку!
Раздвоенья избежать хочется геройски.
Ах! Рожать – не удержать. Волк всё пьёт по свойски!

Что-то мне сегодня по Москве взгрустнулось.
Память – злая сводня, криво улыбнулась.
Нет назад дороги, сны одна отрада,
Пошутили боги – тяжела награда.
Пролетел я морем, пёрышку подобный,
Распрощался с горем жизни неудобной.
И осталась снизу сторона родная.
Я сменял на визу первородство края.

В Телеграфном где-то церковь Стратилата.
Словно в сказке это, за свободу плата.
Где-то там Россия, я далёк от дома,
Смотрится Мессия в просвет окоёма.
Церковь над рекою, старые кресты,
К вечному покою пролегли мосты.
Мне бы перед смертью на погост сходить.
Время круговертью. Режут Мойры нить!

Вот гусак идёт по улице, очень важненько идёт,
Был сегодня он у курицы, понял главноё – даёт!
Потому и настроение, выше просто не моги!
Только вдруг петушье пение, сзади грозные шаги.
Клювом в клюв герои встретили полюбовника – врага.
Битву пением отметили, ку-ка-реку и га-га.
Бьёт петух с размаху шпорами, но и гусь не сепетит.
Повышается раздорами половой наш аппетит!
Приморились в этой встрясочке, смотрят улицей пустой
Наша курица в колясочке, с ней индюк, как граф Толстой.
Он, дуэль увидев жуткую, взял крылом под козырёк.
Ну, а завтракая с уткою правду голую изрёк.
Тут дуэля состоялося, защищая вашу честь,
Ничего не оставалося, как клеветников известь!
Все одним вы мирром мазаны, что цесарки, что куря.
А мужчины, вишь, обязаны, кровь чужую лить зазря.
Не ровняйтесь с полом мужеским, мы мораль как есть блюдём.
К отношениям супружеским, мы сегодня перейдём!

Раз власти съели ананас. Сам Путин ел.
А этот фрукт один из нас. Вот беспредел.
Зачем ОМОН опять напал на мирный люд?
Тот, что булыжники кидал? Ментов под суд!
Как можно «мусоров» не бить? – спрошу друзья.
И их потом не осудить, как ты и я?
Не справедливым будет суд, для нас для всех.
У судей «урки» отсосут под быдла смех!

Крепите ж либеров ряды, креаклы, фас.
Любые не чужды зады для наших масс.
Среди российского смитья, что б гнить шустрее
Возьмёмся за руки, друзья. И побыстрее.

Ох! Чувствую, засунут нам почти по гланды.
Врагам себя я не отдам. Рву, в Нидерланды!
Никто не ждёт меня нигде, нигде не рады.
Не при звезде я, а в ****е. Одни преграды!

Российский коренной бунтарь в рефьюджи квотах.
Не нужен, скажем, как вратарь. Не при воротах.
Картонные дурилки мы, слоны из старой ваты.
Путь наш извилист, и странны Болотные солдаты!

На тесовой крыше флюгер в виде птицы,
К вечеру всё тише шелестят страницы.
Под метели шопот засыпаю тихо.
Ветра тихий ропот прочь отводит лихо.
Не нужны ни кружка, ни боренья страсти.
Зря ждала б подружка из залётной масти.
Улица покрыта саваном метельным,
Прошлое зарыто временем смертельным.
Не стряхнуть бродяге прожитое с плеч.
В муторной бодяге перемен и встречь!

Стоит на берегу Дуная старинный город Казанлык.
Землёю розового рая был Казанлыкский пашалык.
Когда цветенье наступало окрестных розовых аллей,
Сильнее чем удар кинжала был аромат его полей.

А масло, что дороже злата, уснувшей розы аромат,
Ждала дорога и оплата, навар купцов, конвой солдат.
Там во дворце паши прекрасном одна сидела у окна
И в настроении ужасном его последняя жена.

Княжну грузинскую пленили в горах Кахетии родной,
В прекрасный терем посадили и нарекли паши женой.
Но не живут в неволе парды. Не размножаются, хоть бей
Людская жизнь – не игры в нарды. Ну, а павлин – не воробей!

Жестокой страстью теребимый, паша в гарем свой поспешил,
Но нож в руках его любимой все устремленья завершил!
Паша живой, но нет уж пыла, лишился он любви основ.
Живёт воспоминаний сила, приходит страсть, во время снов.

Ну а княжна на вертолёте вернулась в горскую семью.
Попутно разглядев в пилоте дальнейшую судьбу свою!

Под землёй в клоаке клоуны до небес растят амбиции,
Груды дел уже срисованы, не боятся и полиции.
Клоун есть в костюме «белого», он в гоп-стопе вертухается,
Фарта ловит в жизни смелого, о киче не колыхается.
«Рыжий» тоже не сутулится, напрямик рывок и с филками,
Зря у касс он не мантулится, не проводит время с милками!
Долго ль, коротко ли в космосе совершаться преступлениям?
Мы готовы в нашем осмосе и к восходам и к падениям.
Не найдут нас и учёные, мы ж с планет других, с прикидами,
Плачьте жертвы обречённые на кладбищах с панихидами.
Поселились мы в коллекторах, по ночам людишек мучаем,
Бьём смитьё на разных векторах, в общем, пользуемся случаем.
Но случилось неприятная рукопашная с микробами.
Эта мелочь преотвратнаяоказалась гомофобами.