Сергей Михалёв - Раб свободы

И днём и ночью в лабиринтах слов,
Как по тягучим лентам серпантина,
Звенел цепями от оков…
Не зная песен… пел без перерыва…

И не спорил ни с кем, не просил
Да меня ни о чём не просили.
Ветер в окна стучал, голосил…
Дать свободу ему не осилил

Я остался бы в джунглях свободы…
А надолго? Конечно же нет.
В них свои есть волчьи законы,
В них нет Солнца, которое есть.

И Свобода уже не Свобода,
Да и дышится так… не впопад…
Что бы жить, оставаясь свободным,
Сколько раз мне ещё умирать?

Колокольчики – время тревожное,
Разухабисто пляшет дрянь!
В тёмной чаще дубину побольше бы…
Заскакали блохой по телам!

Жаждет плуга заросшая пашня,
Жаждет плуг с мозолями руки.
А мы ищем с подковами счастья,
Потерялись… Где Аз, а где Буки?

Опрокинулось небо в лужи,
Стало чистое небо грязным.
Не согреется камень в стужу,
Стало грязное небо рваным!

Проглотило чудовище время
Бубенцов звон манящий, чудесный.
А быть может людское племя
Разогнало коней понапрасну.

Позабыло про красное солнце,
Поминая багровым закатом,
Как блуждало в потухших оконцах,
Озаряя похабные танцы.

Дикой глоткой осилит дорогу,
Воротник чисто белый оденет.
Не с Крестом подойдёт он к порогу,
А из мути достанет свой бредень…

Утирая пот со лба, отрываясь от сохи…
Притомились от работы в поле тощие волы.
У крестьян зипун в заплатах, да и тощи кошельки,
Всё горланят в чистом поле прилетевшие грачи.

Ой, да взнуздаю буйный ветер, да поставлю под седло.
Ой, да помчимся мы на небо, там всё видно далеко.

Перекошенные хаты забирает Мать – земля…
Гулеванят… Там в солдаты вновь уходит детвора,
Только мать молчит и крестит, слёзы моют образа.
Оскудели. Жизнь в прорехах, только мутная вода…

Иностранные словечки, да на них поставлю крест,
Где опять флэшмоб ликует, всё похерит солнца перст!
Мне бы свежий, чистый воздух, да из труб лишь вонь стоит,
Всё кругом сплошная свалка, да петель противный скрип…

Ой, да боярское болото, там весь год оно бурлит.
Надуваются лягушки и трубят во все концы…
Говорят, лицом не вышел, рожа чисто трубочист!
Люд простой там не выносит, руки просят кирпичи.

Ой, разнуздаю буйный ветер, да отправлю погулять.
Ой, застоялась животина, надобно опять пахать.

Утирая пот со лба, на чермЕт пошли плуги…
У крестьян зипун в прорехах, депутатов пиджаки…
Всё горланят на трибунах, ливеруясь от сохи,
Подыхают работяги. Жрать чё будем? Нету сил…

Почил в бозЕ, а может в БОзе,…
Но эти царственные рожи
Ступить за край и не дадут!
И нищий люд на трон плюют!

И где-то это проходили,
И вновь и вновь и каждый раз…
На грабли снова наступили,
Признав Бирона за экстаз!

Все дружно шли голосовать,
И Власть хвастливо молодилась!
Что бы потом, под водку: «Твою Мать!
Боярска сука ощенилась!»

Приплод дала элитный, знатный
Сучата поменяли уж клыки.
И пряча взгляд свой вороватый,
За Власть дерутся молодцы!

Под пьяной тенью нефтеносных цен
Страну отчаянно штормило.
В хмельном угаре ставил люд
Под криком кормчего ветрило.

Со всех трибун ура-патриотизм,
Да русской тройки боле не увидишь…
Орловские и с Дона рысаки
Куда-то разом испарились.

Нам СМИ трубили вновь хвастливо:
«Да нет, ребята, мы сильны!
И на брусчатке мощь страны!»…
В парадном строе, горделиво,
Задрав с презрением хвосты,
Идут из Ганновера жеребцы!»

Да свыклись что ли за века,
Что русский люд суть дурака?
Что русский русским быть не может…
Да не гордись, а то по роже!

Сиди и жди того мгновения,
Что завтра в рай! Царя приказ!…
И кажется народ испытывал оргазм!
От властных рук, от самоунижения…

Почил в бозЕ, а может в БОзе…
Прикрыт с прорехами рогожей.
Не стены, а жандармские штыки!…
И загнивающие раны – бироновщины жёлтые клыки

Звезда… призывно манит в вечность.
Судьба… где свой оставишь след?
Душа… оковы жизни бренной,
Глаза… огнём пылает гнев!

Ты получаешь приказ за приказом,
Снова в строю, и сомнения нет!
Твой путь пролегает меж раем и адом,
Выполнишь долг, впереди только цель!

Для своих… ты святой, ты спаситель!
Для чужих… только враг, дьявол – твой искуситель!
Для своих… ты герой, исполнитель…
Ты солдат… твой окоп, что обитель…

Звезда… призывно манит в вечность.
Судьба… где свой оставишь след?
Душа… оковы жизни бренной,
Глаза… огнём пылает гнев!

Выполнив долг, отупевший от крови,
Исступлённо, в отчаянии сжал автомат,
В битве страшной не чувствовал боли,
Остался живой, … но тому и не рад…

Для своих… ты святой, ты спаситель!
Для чужих… только враг, дьявол – твой искуситель!
Для своих… ты герой, исполнитель…
Ты солдат… твой окоп, что обитель…
…
Звезда… призывно манит в вечность.
Судьба… где свой оставишь след?
Душа… оковы жизни бренной,
Глаза… огнём пылает гнев!

Следует окрик – получен приказ,
И ты снова в строю, своей Родины страж!
Твой путь пролегает меж раем и адом!
Что ждёт впереди? Ты уже не мечтаешь…

Для своих… ты святой, ты спаситель!
Для чужих… только враг, дьявол – твой искуситель!

Над головой сполох, у алтаря чертополох!
Там, где пролил кровь свою и кровь врагов…

По застиранным душам, с заплатами,
Сапожищем ступаем смеясь.
Расплевались цветами с цитатами,
Хлёстким словом про жизнь матерясь.

Меж торговых рядов, где мочёные яблоки,
С Вавилонским азартом блудниц,
Продавщицы за грош и из жалости,
Пышут телом лихих чаровниц…

Ну а там, за заснеженным полем,
За лесами, в дремучей тоске,
Умирает деревня в неволе,
Дряхлым псом, да в худой конуре.

Там старик от ворчливой старухи,
Прячет брагу во фляге в сенях.
От стыда и от жизни паскудной
Брагу пьёт от жены втихаря.