Array Антология - В начале всех миров

А она молчит. И тогда он ее во сне
прижимает к себе тесней…

Завязать бы мысли в тугой клубок:
Как ни бейся – а не распутать.
Осыпается медленно с рук и ног
Жизнь.
И кро́шится на минуты…

Путь, что пройден нынче почти на треть,
Не оставил сомнений, кроме
Глупой прихоти – взять и переболеть
Тем,
Кто сам изначально болен.

Если учишь правило – на зубок! —
Не спеши сочинять другое.
И не хочется знать, что в конце дорог
Мне.
И близко ли от него я…

…И вновь на плечах как будто лежит гора:
Пусть ты как Сократ – мудра, как Земля – стара,
Да только не спится в 4 часа утра
– В осколках былых утрат.

И ты, уткнувшись в подушку, опять ревешь,
О том, чего не продать/не купить за грош,
Покуда память кромсает и режет сплошь
Обшивку дебелых кож.

– Но крыть больше нечем, ибо накрыло так,
Что сердце вот-вот собьется, изменит такт,
И в пору лечиться – в надежде на добрый знак —
Колесами натощак.

…Когда же попустит – отпустит в объятья сна:
Ты станешь как боль – сильна, как Луна – бледна.
А те, кто в бреду зовутся по именам —
Простятся тебе – сполна.

– Зачем я тебе?.. Какая такая блажь
Тебя заставляет биться со мной без толка?..
Я стала циничней шлюхи и злее волка.
Но даже если ты меня не предашь —
То будешь со мной недолго.

Во мне все подделка. Видимость. Суррогат.
Нужда создавать и множить свои личины.
И я однозначно сдохну неизлечимой,
Когда башка однажды придет вразлад —
Без повода и причины.

Пока же – слова во рту отдают свинцом,
Чтоб их потреблять прицельно (и это финиш).
Но стоит вглядеться лучше – и ты увидишь,
Как от улыбки сводит мое лицо
В попытке исправить имидж.

Однако тщетно… Фактура – не первый сорт.
И время разумных доводов истекает,
Пока ты напрасно маешься неприкаян:
Когда вокруг довольно других красот,
Зачем я тебе – такая?

Зачем я тебе – такая?..

Хоть и не свято – пустеет место…
На зависть публике разномастной
Он был как будто другого теста —
Особой касты.

Он отличался – по всем приметам —
И, выбиваясь из всех канонов,
Он словно жил по другим заветам —
Своим законам.

Ступая смело по тонкой грани —
Как представитель иной породы —
Он ставил выше стандартных правил
Свою свободу.

И был, казалось бы, всем доволен…
Но с ним простившись, я понимаю —
Он тоже воин – того же поля,
Что и сама я.

Имя – столь непривычное,
Чуждое языку…
Чтобы найти отличия —
Пробуй его.
Смакуй.

Звуками перекатывай
Медленно по губам.
Имя его – с заплатами,
С брешами – пополам.

Золотом, мной украденным,
Пролитым мной вином —
Имя, что было дадено
Кем-то ему давно.

Искрами серебристыми
Стелется налету.
Имя его – как выстрелы.
В яблочко.
За версту.

Я готов оплатить нам Лондон, Берлин, Париж
И хоть как-то тебя отвлечь от всего, малыш.
Но пока ты пьешь и о чем-то своем молчишь,
Мы как будто глобально в ссоре.
А могли бы объехать мир, что не так уж плох…
– Раз тебе до меня достался отборный лох,
Ты внуши себе невзначай, будто он издох
От какой-то внезапной хвори.

Я бы мог прикупить нам «Порш» и уютный дом,
Если это поможет снять «болевой синдром» —
Ты ж его забываешь, крошка, с таким трудом,
Что диагноз уже формален.
Ты себя защищаешь тщетно, со всех сторон,
Потому что он посягнул на твое нутро.
– И не ясно, какой тебе причинен урон,
Но тебя до сих пор «ломает».

Я не знаю, чего он делал с тобой и как.
Если он твой Бог – очевидно, что я дурак,
Но пока твое тело спит на моих руках —
Я счастливейший из дебилов.
…Мы увидим с тобой Варшаву, Монако, Рим.
А когда затянется брешь у тебя внутри,
Станет легче – и вот тогда мы поговорим,
Не касаясь того, что было.

Только мне не изъять всю дурь из тебя силком.
– Собирайся, детка. Пора завершать ситком.

Приезжай, мой друг, пока пустотел мой дом —
Я открою дверь, сказав, как безумно рада.
Будем пить самбуку, водку и ром со льдом
И шутить о том, о чем говорят с трудом,
Чтобы твой визит казался вдвойне оправдан.

За избытком слов считается весь контекст:
Ты опять блеснешь подборкой своих интрижек,
А потом – привычно сдержишь в себе рефлекс…
Даже если мы замутим улетный секс —
Он не сделает нас понятнее или ближе.

Ты же знаешь, как напрасна моя страда —
Я ищу в других надежности и покоя.
А вблизи тебя – зашкаливает радар,
Кровь моя струится током по проводам
И приборы чувств выходят из-под контроля.

– Я на самом деле сломана и больна,
Но тебе мои симптомы давно знакомы:
Мир внутри меня – не более чем война.
Только если ты останешься дотемна,
Научи меня, как может быть по-другому…

Пла́чу опять без повода,
Зная – не станет легче…
Жизнь моя – это проводы
Тех, кого держат крепче.

…И не такое вынесу,
Лишь бы – в порядке бреда —
Боль моя стала вымыслом
В сказке без хеппи-энда.

– Моя мама совсем седая и много вяжет:
У нее в руках оживают клубок и спицы.
Но у мамы моей нет внуков – а это важно,
Потому что ее носочки должны носиться.

– И она раздает их детям моих подружек:
Малыши подрастают споро и торопливо…
Но покуда ее носочки исправно служат,
Моя мама себя считает почти счастливой.

– Дочь у мамы, конечно, тоже не белоручка:
Отчего же я засиделась одна в невестах?
Мне бы мамой стать – да только не выпал случай,
И носочкам в моей квартире, увы, не место.

– Моя мама себя корит – за меня в ответе.
Вьется нитка по спицам, чей перестук отлажен:
Убегает за годом год, подрастают дети,
Мама вяжет носочки, я покупаю пряжу…

Детка-детка… чего ж ты себя корежишь,
Загоняя такого – себе под кожу?
– Будто кто-то тебя просил…
Ты найди себе проще – он слишком сложен:
С ним бы надо грубее, жестче и строже,
Да уже не хватает сил.