Виктор Стройкин - Три года странствий. Избранное 2014—2017

Как в один из дождливых цветных вечеров
В этом маленьком храме с названьем Любовь
Одной каплею крови и цепью одной
Тебя высшие силы связали со мной.

Обещали мы оба себя не терять,
Верить свято, друг друга в беде не бросать,
Чтобы ты не с другим, чтобы я не с другой,
Чтоб я только с тобой, чтоб ты только со мной.

Если вдруг сатана нам объявит войну,
И под песни хвалебные Судному дню
Богоматерь по маслу ударит слезой,
Ты всегда и везде оставайся со мной.

Мы начнём отступать, я прикрою тебя.
Мы в атаку пойдём, впереди буду я.
В один миг удивится и свой, и чужой,
Как сильны мы бываем, когда ты со мной.

Если вдруг мы погибнем в жестоком бою,
Люди добрые честь отдадут нам свою
И зароют нас, как в мавзолей, в шар земной.
Но тебе не видать там разлуки со мной.

То лишь тело гниёт, а в раю смерти нет.
Через пять, через сто, через тысячу лет
Из анналов истории град золотой
Не сотрёт, как в любви прожила ты со мной.

Ну вот и всё, окончен бой.
Лежу, прогнувшись под тобой,
Как зэк «опущенный» под шконкой.
Приказ твой принят замолчать.
Я должен молча наблюдать,
Как спит мой ангел на осколках.

Любви ажурный мой сосуд
Спешил представить я на суд
Тебе в тот тёплый летний вечер.
Ты промолчала, дав мне знак,
Что в том сосуде всё не так.
Я ждал до следующей встречи.

Сосуд сюрпризом наполнял,
Узор и цвет с утра менял.
Я вновь покой твой потревожил.
И снова гложет меня стыд,
Что все старания – лишь дым.
За что мне это всё, о Боже?!

И, как для Шеиной Желтков,
Я вознамерился флакон
Слезою собственной наполнить.
Не то как гной её давил,
Не то от сердца волком выл,
Терзаясь далеко за полночь.

Мой добрый ангел мне твердил,
Что не чета тебе я был,
Но мне азарт заткнул все уши.
Настало утро. Мой флакон
Встаёт торжественно на кон
Желанным миллиардным кушем.

Легко сказать, что был провал.
Свой куш я быстро проиграл.
Чего пожертвовать ещё бы?
Но ради лишь тебя одной
Стоять с протянутой рукой
Ещё пока я не готовый.

Сосуд разбит. Мой ангелок
Обиду выдержать не смог.
Ко мне спиной он повернулся,
Прилёг на битое стекло,
Головку поддержав рукой,
Да так, кажись, и не проснулся.

Кого же любишь ты, змея?
Наверное, одну себя!
Я это чётко понимаю.
Уйди же с глаз моих долой,
Ступай к себе своей тропой.
Тебя я видеть не желаю!

Кто его на белый свет явил?
Кто его сюда в тот час позвал?
Как метеорит, как молонья
Он из бомболюка вниз упал.

Он сровнял с землёю всё, что смог,
Будто бы отпетый хулиган.
Сотни тысяч жизненных цветов
Вырвал с корнем чёрный ураган.

Жизнь её он тоже полюбил,
Ажно разлетелись лепестки,
В час, когда сидели, пили чай
И смеялись, словно дураки.

А теперь слабеет свет свечи
(А ей было только двадцать лет!).
Триста раз вглядись, и не поймёшь,
Девушка лежит или скелет.

Триста раз попробуй угадать,
Кто же эта дивная краса,
Что страдает нынче ни за что,
Что была ей три часа назад.

А ещё в кольцо её брала
Чёрная змея больших утрат.
Жениха замучили в плену,
Храбрым канул в вечность старший брат.

Будь он рядом, легче было бы!
Нет – он императору служил
И за честь империи родной
В Филиппинах голову сложил.

И теперь она совсем одна
На больничной койке возлегла.
У людей вокруг, как у неё,
Также прахом сдулись все дела.

Правда, можно силы не терять
И, пока жизнь бренная с собой,
Слабою рукою направлять
Эскадрильи птиц бумажных в бой.

Там, глядишь, до тысячи дойдёт.
Только вот потеряна семья.
Жизнь её, чего не предприми,
Не вернётся на круги своя.

Но, как видно, и тому не быть.
Птицы улетают в небеса,
А за ними девушки той дух
Мчится, и не смотрит он назад.

На том свете будет хорошо.
Через радиоактивный смрад
Ждёт её замученный жених,
Ждёт её, скучает старший брат.

Берегись, честной народ!
Разбегайся по углам!
Величаво по дворам
Сам царь-батюшка идёт.
Взор орлиный у него,
Весь наполнен он грозой;
От того, кто слишком злой,
Не оставит ничего!
В обезлюдевший посад
Только нищий честь имел
Заступить. Он, видно, смел;
Царь ему – не сущий ад.
Шуба порвана в пути,
Оттого и жалок вид.
Двухпудовый крест висит
На железной на цепи.
Государю он в глаза
Глянул огненной стрелой,
Со спокойною душой,
Как приятелю, сказал:
«О великий, не гневись,
Слово вымолвить позволь!
Пусть я уличная голь,
Разговора не стыдись!
Знаю, в городе моём
Многих хочешь ты казнить,
Бога хочешь разозлить!
Я молю лишь об одном:
Крови реки ты не лей,
А не то узнаешь сам,
Как бывают небеса
Злы, когда казнят людей!
Земляки мои всегда
Верно службу вам несли,
Против власти не пошли
В эти смутные года!
Пожалей их, просит Бог.
А взамен получишь ты
Много денег золотых
И здоровье рук и ног!
И достанется тебе
Много мудрости, любви,
Не взращённых на крови,
Коль отдашься ты судьбе!
А судьба, коль знаешь ты,
Там, вверху, а я ничто,
Я посол её».
«Ну что ж,
Мне до неба высоты
Не добраться никогда,
Сколько я бы ни мечтал.
Я и сам, кажись, устал,
Двигать царство в никуда.
Знаю, многих я убил,
Но любовью да не сыт.
Пусть сожрёт с костями стыд,
Что сжигал я и топил!
А твой город я хочу
Милостию одарить.
Вы извольте долго жить,
Я вам много заплачу!
Я вам жалую права
Без налогов торговать,
Без препятствий промышлять;
Я в ответе за слова!
Да храни вас всех Господь
От разбойников лихих
И кочевников чужих!».
И под леденящий дождь
Царь отправился туда,
Где в подарочек хлеб-соль
Передаст ему та голь,
Что не сведала едва
Мук невинных от царя.
А над старым городком
Раскалённым угольком
Поднималася заря.

Гонялся бриз за первой волной.
Метался бриз, по жизни шальной.
Хотел он солнце к себе в карман,
Чтоб без напряга да задарма
Уйти в нирвану.

А наверху оно под рукой.
Возьмёт его и будет таков.
Ещё немного, и он король!
Он подберёт к небесам пароль
И брызнет солью.