Юрий Годованец - Немного слов. Книга Третья

Источник вин – сухих или промоклых —
без косточек арбуз земного лона.
Слезится солнце в каменных моноклях
и никогда не сходит с небосклона.

Под тем платаном, где, прозрев, как Будда,
туда ушли, кто нынче соли чище,
смотреть на свет и добывать оттуда
колючей соли сладкие лучища.

Жить с образом неотразимым
Не может больше голова…
Вели, Господь, небесным силам
Снежинки складывать в слова!

От слов – как вечности рассада —
Идёт на небо белый дым.
Библиотеку снегопада
Весной мы людям раздадим.

Когда нагоним огонь,
наверстаем версию?

Переулки, арки,
проходные дворы,
лестничные марши,
гаражи, цветники с крапивой,
стрелки и указатели…

Мне захотелось пройти
маршрутами памяти
по местам боевой славы,
где на верёвках с прищепками
сохнет невидимое бельё.

Снежная одержимость,
непролазная чистота!

Завтра дата, а далее пост,
и, впадая из крайности в крайность,
то стою, то иду через мост
и о ранние сумерки ранюсь.

Хорошо, что черешня сошла,
хорошо, что нагрянула вишня!
Знать, ещё не остыла зола
и молитва о дате не лишня.

Позади палисады села,
впереди ещё большая глупость…
Нас доступность куда завела,
а уж как завела недоступность!

Застыли вместе на краю воронки,
Куда-то снег идёт, но очень тёплый,
А кто-то прямо смотрит в стороне.
И ты уже раскрыла перепонки,
Моя рука сама в тебе утопла,
Мы в ширину растягиваем не…

Сначала тыльной стороной ладони,
Затем чуть-чуть подушечками пальцев
Проверили хватательный рефлекс;
Так мысль твоя в меня всё время тонет,
Чернилами охота ей мараться,
Что сам в себя я словно в нору влез.

Там зеркало, храня твою осанку
Навязчиво, настойчиво как вето
На акт искусства от искусствоведа,
До слизистой слезится наизнанку,
Что нет на свете никакого Нета,
А в Нете никакого света нет.

Себе, конечно, я тебя придумал,
Лишь похоти духовной потакая,
Увы, отнюдь не пряничной доской,
А уймой стройной молодости – с дулом.
А ты действительно какая-то такая,
Что я с тобой какой-то не такой.

что подоплёка – с мягкими гантелями —
как ты проникла в пойму – не пойму
я бредил Модильяни и моделями
а делаю зарядку – на дому

все развелись – друзья враги и роботы
материки и страны и цари
лишь по мостам стучат копыта пыток опыта
а на душе всплывают волдыри

но где-то тлеет – избегая тления —
мой собственный оазис на песке
вдали от удалого удаления
с игрушками лаврушек на виске

он задаёт мне новые задания
и тишину – гармошкой – тормошит —
ещё губной – как завязь мироздания —
и розой ставит лилию на щит

что подоплёка – с мягкими гантелями —
как ты проникла в пойму – не пойму
я бредил Модильяни и моделями
а делаю зарядку – на дому

Страдает от одышки гений,
но, обретённый на пути,
весомый сонм моих сомнений
подвигнул ходики идти.

Зайду на сто грамм в чебуречную,
Потом к Мандельштаму на точку,
Чтоб каждую первую встречную
Вести по речному песочку —

До перекрёстка-распятия,
А вот и церковная кружка,
Наедине с голубятнями,
Как внутренняя наружка —

Среди переулков с кувшинками
Из первозданного снега,
Где малые стали великими,
Какая жестокая нега,

Когда обнимают черёмухи
И кисти сирени с крестами,
Видны мне все меткие промахи,
Хранимые образы – в храме,

Ведь это не книжка с картинками,
А город, раскрытый как книга;
Бывают ли иноки инками?
Но это другая интрига…

Не поможет копирка —
Вот мы и стали свободными!
Я – под куполом цирка,
Ты – под церковными сводами.

Опыт я приобрёл,
Все тобою грехи перебороны.
Мы опять, как двуглавый орёл,
Смотрим в самые разные стороны.

Снова бегство в Египет —
С апокрифами неслабыми…
Но державу и скипетр
Сжимаем – хоть разными – лапами.

Никакая звукоизоляция
не может унять тишину!

Она просачивается,
доставляя мучительное наслаждение.

Ещё бы, тишина – это мощный стон,
с помощью которого вечность
излечивает самоё себя.

Весь улей вновь гудит от гула
и узел, и лоза, и луза!
И ты меня не обманула,
и я в тебе не обманулся.

Ушко тугое взял за ушко,
что и задумал спозаранку…
И счастья маленькая сушка
баранкой стала за баранкой.

Пошла и обогнула пробки,
и завершила полмаршрута.
А то, что долго были робки,
так нынче это даже круто.

Пух, сверкая, воздух чистит,
ёлки хвоей ловят пух.

Вечер близится душистый
тени сосчитать до двух…

И кто кому подарил вино
или хлеб – из массива небова?

Немного буднично было, но
Просто так ничего ведь не было…

От чего же сердце сжалось,
как наклон кнута ни крут?
Шелковистость и шершавость
мне ладонь – на пальцы – рвут!