Геннадий Чепеленко - Зима не в эту осень

На каждый повод – зеркала
луж. Даже неба отраженья
в кругах и серых сквозняках…
От ветра мнимей отраженья
сюжета в будущий провал
в метель или
потусторонний,
мир, чтобы ты не узнавал,
себя, его у стекол сонный.

Все потому, что все в наклон
в кривом и падающем доме.
Неравенство его сторон
в дожди холодные о том же,

когда снаружи – не зима
и не совсем глухое время.
В часах не стрелка замерла,
а маятник устал смертельно,

как монотонная вода —
от звуков, падающих
с крыши,
тем, что они уже с утра
назойливые, стали тише

и – мелкой рябью пелена,
её же цвета – скверы, дали.
Их видимость изменена.
Уставшие ясней детали

тех озарений, в том сейчас,
что и без них, не через окна —
по крышам и внутри звучат,
едва не разбивая стёкла.

И – медленнее, по частям
восстановление коллажа…
когда все краски вычищал
дождь и менял лицо фасада.

Не заслонял обзор в окне,
но медленные длил минуты…
как по стеклу, темнея в нем,
текла вода, смывая утро.

Листья повсюду, а тучи,
в белых проемах зимы,
но – простор не озвучен,
и, значит, вверху не они,

а то, что без них. Утро!
Но странно,
кругом ни души
и – неожиданно пусто,
и – никуда не спешит

время.
Как не было ветра!
Может начать не спеша
с прикосновения к свету
ранней прохладой дыша…

но опыт и утром
печальный
– некому мне передать…
За поворотом недальним
некого в поле искать.

Не вдохновляет познанье,
дней не оправдан итог.
Если они не в изгнании,
то почему – всему срок?

Может такая вот осень.
Мой ответ на ее рефлекс:
утро, которое в восемь
резко толкает в шесть…

и до восьми от бессилья
круги кругами. Друг мой,
я не способен осилить
ночью расклад ветряной.

Ни листву под ногами,
ни ту, что одна. Ко мне
взгляд удален от далей.
От – темноты в синеве

я
удален. Все теряю!
И – никакой не игрок,
если все карты не знаю…
даже – к игре предлог,

свет, в какой полусфере…
И – я закрываю глаза.
То – с чем утро и ветер
знать и при свете нельзя.

Так перемешаны краски,
что не понять, где я сам:
через – воздушные арки
я с шести в сквозняках.

Редкая птица «оттуда»
если и высмотрит свет,
то поглядеть как посуда
вдребезги – и улететь.

Вот и ответ! Не с кем
даже вести разговор…
Осколки и свет на ветер.
И откровений – повтор.

Осенью то же, что летом.
Видишь, какой же воде
отданы игры со светом,
свет если сам по себе

и не по стрелкам время…
Но, если судить по ним
то, прошивает мгновенно:
ветер стал всем чужим.

даже к пейзажам мокрым
в серых разводах стекла,
легким на белый воздух
раньше – за час до утра

на шорохи, почерки света.
Так тихо, что не знобит:
в прошлое кинуться лето
или сознательно плыть

без ветра, в иной карусели,
той, что не видно в окне,
к листьям, когда улетели
и те, что лежат на дворе.

День неяркий, к закату остыв, изнутри
посветлел, чистым небом меня озадачил.
Не темнел. Даже ветер, не ищущий дым,
исчезая, за красной чертой обозначил

темноту. Он, дыша этим небом, светлел:
и – рассеивал дым, и – являлась обитель…
Не входя в темноту, он на листьях горел,
и она отзывалась. И чувствовал зритель

поздний свет, трепетавший на сквозняке,
– то, как ветер стирал звуковые повторы,
множил тени, был им на чужом языке
и контекст оставлял: темнота без опоры.

В ней не он. Отраженьем от теней всего
сам источник ее. И – жалеешь в приходе
этой тайной вечери. Он к ней – не зовет…
Это – красное небо от лампы напротив.

И – ее ты зажег. Так пытался отвлечь
– от себя темноту. И – она откровенней:
свет еще обреченней, чем строки и речь,
чем окно, за границами неба. Не зренье

изнутри, а предчувствие: небо видней
– из окна. Повтореньем – вновь круги:
тени помнящих лето – не души людей,
темнота – не пугающей комнаты угол…

Для нее нет причин. И окно не о ней:
и источник внутри, и она перед нами…
Это воды – темнели: вода – к тишине
уплывала от нас. Темнота с облаками…

Ветер был в перекосах окна и – игрой…
Не оно искажало предчувствия звуков.
Ты боялся: в погоне за новой строкой
даже точки. Строка если памяти учит,

– ни к чему…
В сквозняках одинокого дня