Никита Босой - 100 стихов на каждый день

зачем я это делаю? хоть и без разницы – процесс сей будет вечен

вы не безразличны мне, той одинокой тухлой рыбе

и диссонанс души и тела выдоит из меня все творчество, будто я вымя

пусть, обглодайте ее кости, оставьте только имя

пускай планету укроет саваном пепел

и заржавеет даже воздух

я возьму черепок из Апофеоза

и заполню до краев вином венозным

в тот час когда, сорвавшись, президенты

закинут бомбы, нас распотрошив на элементы

когда слепая ярость захватит разум владельцев чемоданов и кодов

мальчишек в пиджаках, чей старческий маразм

и эго уничтожит все что было от и до

я буду плакать духом бестелесным

но не над вами, рядовыми, большинством

на панихиде по истории меня охватит бешенство

за тех, кто ее ковал, и кто в нее вошел

и я б хотел сказать

что не умру, ворвавшись в пантеоны

гаражных стен, фм-частот диапазоны

переживу все ваши войны, боеголовки и разгромы

и окроплю своею мир я кровью

но вышибает клином клин

размоет кровь другая кровь

и бомбы сбросят свой хитин

сведя на нет весь мой упор

все потеряем в одночасье

таланты предков в лучах ядерной зимы

от нас самих останутся запчасти

и в пирамидку сложатся – Апофеоз войны

ищу ответы на вопросы, где если не в голове

и что-то редкое вдаль улетает, подобно дрофе

но в книгах бы мне хоть один вопрос найти о себе

чтобы знать, что искать, ну а пока мой ответ:

корни мандрагоры, будто жало мантикоры

страшно будто танец пламени во имя терпсихоры

монитор разносит споры, не фотоны и не волны

и рассудок заражен, а ужас-жук жрет помидоры

я потерян в тенях денег, день и день, и я растерян

нет лекарств от детства травм, литавров драм разрушит храм

нет, монастырь, меня взрастил, но я застыл среди светил

в отрока возрасте, когда все порознь, остановилась поросль

и меня захлестнули кошмары, вместо ответов сплошь мемуары

отворив фермуары своих гримуаров извлекаю я самость из ума кулуаров

и, похоже, там просто ребенок, навсегда я брошен, как Припять

бесконтрольные заросли очертаний и замыслов все обвили нейронами нитей

воспаленными и ненормальными, пробираюсь сквозь джунгли с мачете

слышу в ухе помехи из видика с старой детской кассетой

и в заброшки сенях в полутьме по стенам бегут кадры со счастьем

рвутся тонкие снасти, распадаюсь на части, и успехом хотел увенчать бы

все исканья, но я только узнал свой вопрос:

почему я не личность и почему дрожу так, словно насмерть замерз?

а я как будто бы на плахе, я так без мамы долго плакал

что я однажды разорвался, один ушел, другой остался

и каждый странно адаптирован, куски себя регенерировал

но больше демонов в разы и страхи заняли пазы

пуская в тремор, в дремах клеммой весь дух зажали эмфиземой

но обречен продолжить розыск, чтобы задать себе вопросы

чтобы изгнать мне бесов вовсе, чтобы стать целым, будто овцы

ответы путают мне мозги, будто галстук на матроске японских дам

а я сжимаю крепче бошку, ведь где ж мои овечки бродят, как не там

уничтожить всю любовь, дав последнюю попытку

победить разуму плоть, и признать свою ошибку

хватит восхвалять любовь, как и хватит ненавидеть

и о чем-то ином спеть, окромя инстинктов к индивидам

мы давно не кроманьонцы, в век, когда пора объединиться

стоит думать как назвать республику людей в встрече с звездной коалицией

продолжаем верить в что-то, отпуская вовне мысли

не в себя – в любовь, в семью, в границ силы, в плащаницу

когда мир стал так насыщен, что все теряются в двух проводах

проходить все то, что проживали еще век назад есть извращенный эскапизм и полный крах

коли нужна вторая половинка, то, может, это я неполноценный?

и через двадцать лет «романтик» прозвучит издевкой, и отнюдь не комплиментом

что может восхищать сильней превознешения над природой человека

отчаянных бросков перчатки, вызовов судьбе, из атомов в ряды молекул

все, что до гроба – побег длиною в жизнь, иначе – вызовов цепочка

и если нужно уничтожить всю любовь, то я бросаю этот челлендж в строчках

я чувствую бесчувственность

храню за мимикой искусственность

кажется, боль все выбила пробки?

но вижу лишь пепел на месте электрокоробки

кто-нибудь, подскажите, внутри что глазниц?

ловлю сквозь решетки клочки света темниц

не кричи на меня и не проси сказать снова любовь

ведь я потерял нервы и всю семантику слов

я хожу взад-вперед как тупой по квартире

и читаю по губам, как в мой адрес льется сатира

а я не знаю, что сказать, разучился с людьми говорить

имитируя эпилепсию как угашенный падаю ниц

уходите, отстаньте, заприте меня на балконе

будто в новом мифе о Пигмалионе

в стихах по кускам собрал свою Галатею

но все ей я отдал, а сам ничего уже не имею

нету боли, нет страха, нету уз, нету сил

все ушло, что за двадцать лет в себе проносил

нету счастья, восторга, нет желаний, нет смысла

не могу лечить больше души, ведь мои скальпели ржавы, окисли

может я с детства был Элджернон

а сейчас угасает нутро, и постепенно исчезнет как сон

как в мягкой комнате с мягкими стенами для души

ничего не сделать, и зачем-то нужно мне жить

скажите, доктор, что со мной

я весь пылаю и горю

от мыслей в голове чумной

я вижу сны лишь наяву

скажите, доктор, отчего

я не могу жить как и все

совокупляться, жрать, жидеть

а мысли водят хоровод

и не дают на сек присесть

скажите, доктор, навсегда ль

застрял я в теле с идиотом

что мне кидает идиомы

как палки псу, в мой разум воспаленный

и заставляет их крутить по кругу

и сам собою я растленный

кричу я воздуху, как другу

«мне можно выплеснуть в тебя

все мои думы, что года

таились в черепке так долго мысли

что вонью сумасбродною прокисли?»

но воздух свищет лишь в ответ

«судьба тебя избрала мегафоном

и затянула на тебе корсет

из помышлений, чтобы те протяжным стоном

внутри сияли, как хвосты комет

мечты, идеи, лейтмотивы, изреченья

давили из тебя, как врач из пальца, кровь

и чтоб, заснув ты вечным сном однажды

знал, что оставил в мире сотни нужных слов

что пусть пролил ты много пота, слез и гноя

но не упокоишься в земле одним лишь перегноем

и то, что мучило тебя и спать мешало так при жизни

сидит в главах под именем твоим и после жизни

почему свысока на людей я гляжу

хоть местами, порой хуже шлюх и блужу