Валерий Артемов - Мысли вслух. Сборник стихов

Ты – частица,
я – частица —
микромир мне ночью снится:
ты летишь,
и я лечу,
в бездну я,
а ты к лучу,
что разрезал нашу плоскость.
В этом вся таится тонкость.
Носимся мы по орбитам
возле атомов обвитых
ты в своей,
а я в своей
траектории полей.
Как сойти нам со спирали,
чтоб свободы гран узнали.
Крутимся среди протонов,
как лакеи возле трона.
Ты – частица,
я – частица.
Может, нам с тобою слиться?
Будет новый квант в природе
или что-то в этом роде.
Может, новая крупица,
у которой будут биться
сердца два,
но как одно
станет нам теперь оно.
Ну и вытянутся лица
у знакомых: что за птица
в поле вдруг моё попала,
но в мгновение пропала?
Тяготение моё —
слишком пагубное.
Всё,
что в мои досталось руки,
обретается на муки
с колыбели до одра,
то, что жило до вчера.

Неужели сиреневый дым
В мир фантазий уже не поманит?
Мир, который вчера был моим,
Быть сегодня моим перестанет!?
Фарахутдинова Манира

Тяжел был твой печальный век,
и участь нелегка:
судьба не жалует калек —
их доля всех горька.
Предположить никто не мог,
из нас, что много лет
студентка скромная без ног
в душе была поэт.
Вокруг кипела и цвела
другая жизнь подруг,
а ей удел – быть у стола,
где ждал родной досуг.
Когда зимой пришла беда,
и ты лишилась ног,
казалось, замерли года,
свершился жизни срок.
Боль в юном теле заглушив
еще не до конца,
судьбы услышала призыв:
будить строкой сердца.
Ты сотворила целый мир
в родившихся стихах,
а смерть нашла в земле башкир,
оставив нам свой прах.
Мелькнула горестной судьбой
на небосклоне лет,
но стих, написанный тобой,
оставил в душах след.
Пройдут года чредой эпох,
и кто-то, верю я,
прочтя твой стих, подавит вздох,
коснувшись искр огня.

Мы скифское племя, потомки Орды,
хотя в нас от чуди замес до мордвы .
Мы дикие, тёмные дети степей
и любим приволье до мозга костей.
Никто никогда нас не мог покорить,
мы дети свободы, нас легче убить,
чем шею заставить набросить аркан.
Мы в добрых соседях со множеством стран,
но если кому-то не нравимся мы,
ну что ж, можем дать им любовь к нам взаймы.
Быть может, они добредут до нужды
что добрый союз лучше грязной вражды.
История наша с древнейших времён-
строительство дома различных племён.
Мы всех принимали под руку свою,
и каждый нашёл своё место в строю.
Мы стали землёй незакатной страны, 1 1 Л. Ошанин поэма «Александр Македонский»
и тысячи лет можем жить без войны:
у нас есть и реки, и горы, и лес,
моря, океаны со льдами и без,
мы в недрах имеем полмира богатств,
и нивы без счёта давать могут яств,
раздолье просторов не знает границ,
и зверя достаточно, рыбы и птиц.
Обилием всех мы прельщаем к себе.
Что может быть лучше рыбалки в тайге,
когда раздвигает заря ночью тьму,
костёр на полянке чуть тлеет в дыму,
светило встаёт, затмевая луну,
и свежий туман умывает страну.

Бегут дни за днями,
за месяцем месяц,
и годы сливаются
в ленточку лестниц.
Живу, поднимаясь
всё выше и выше
по ней в синеву
на небесную крышу,
где встречу, казалось,
прекрасные лица
безоблачной юности.
Но…
повториться
счастливое лето
не может и в грёзах
увянувшей плоти
в наскучившей прозе.

O tempora! O mores!
Marcus Cicero

Я столько лет прождал тебя напрасно.
Наивно думал, что напишешь, позвонишь,
но постепенно становилось сердцу ясно:
не вспомнишь, не напишешь, не простишь.
Когда-то жизнь казалась мне забавною игрушкой,
с которой баловаться можно было всласть.
Казалось, можно позвонить всегда, была бы только двушка ,
но гордость не давала мне так низко пасть.
А годы шли, и с ними время блекло,
и мы, как все, сумели постареть.
И вот пришли к концу – за ним мы горстка пепла
да для жильцов грунтовых просто снедь.
Вся наша спесь и весь апломб нелепый
исчезли в недрах жизненной волны.
Как были мы в дни молодые слепы,
самонадеянны, упрямы и дурны.

Мечтой моей навеки море стало…
М. Карим

Прямо в сердце вонзается брошенный взгляд
настороженный, словно куда-то зовущий,
необычный для нашего края наряд
и уж вовсе нездешнее море, как гуща.
Солнца диск весь за тучами желтыми скрыт,
только видятся небо и горы, и волны.
По всему очевиден таврический быт,
и его подтверждают culotte-панталоны.
Что погнало тебя от родных комаров
в эту даль несусветную в отпуске к морю?
Загорала на Дёме* бы возле коров;
правда, солнце в Гурзуфе приятней, не спорю.
Только знай, от себя не сбежишь никуда —
хоть на Запад беги, хоть на Юг, хоть на Север:
все несчастья твои, хвори, горе, беда
будут жадно тебя иссушать, как шмель клевер.
Взгляд из прошлого мне о судьбе говорит.
В нём я вижу натуры недюжинной силу.
Всё подвластно ему, кроме власти планид
и сакрального зова могилы.

* река в окрестностях Уфы

Город древний, город славный…
А. Новиков

Город низкого солнца
и свинцового неба,
сопредельный эстонцам,
никогда древним не был.
Вырос сразу державным
весь из камня и моря,
именован был дважды
и познал бездну горя.
Быстро стал стольным градом,
вдоль ливонской границы
вся Европа шла рядом
в ногу с новой столицей.
Но успехи все в прошлом.
Нынче город в клоаке,
в прежнем виде роскошном
предстаёт лишь Иссакий,
но без прежнего блеска,
без былого величья.
Постарел город резко,
стал к судьбе безразличен.
Мы гордились столетья
тем, что создано было
здесь рабами и плетью
в топях шведского тыла.
Среди мрачного края
вдруг явилось народам
сотворенное в мае
чудо новой природы.
Оживёт ли мой город,
станет вновь ли столицей,
или умственный голод
будет жить в наших лицах?
Захиреет, зачахнет,
затеряется в прозе,
растворится и станет
умирающим в бозе.