Ю. Шестов - Поэма “Нити”

Не дай бог прозевать рывок -

Не мне вам петь, что значит «в срок».

Сквозь бега ритм и жару

К себе пробился и твержу:

«Терпи, еще быстрей, не бойся,

Дотянем, друг… не беспокойся».

Теперь пора. И человечьим,

Безумно трудным и извечным

Усилием собрал остатки

Сил, гордости и бывшей хватки.

Он не успел, проспал рывок.

Я первый, финишный бросок

Уже идет, но впереди

Сто метров. Трое — позади.

«Терпеть!» — шепчу своим ногам.

«Терпеть!» — ни метра не отдам!

«Ну что ж так финиш далеко?!…

Терпеть! Им тоже нелегко!»

Всё. Лег на ленту. Дотянул.

Сквозь вату будто гул трибун.

Внутри прозрачна тишина,

И так легка, светла она.

* * *

Я обещал и ставлю точку.

Читатель сам домыслит строчку,

Что нам из детства забирать…

Но лучше нам уже не стать.

Вначале, вместо предисловья,

Чтоб избежать сетей злословья,

Я вам скажу начистоту -

Вплетает жизнь в себя мечту.

А коли так — не обессудьте.

Никто не даст вам чистой сути.

И в теорему математик

Ввернет себя, как в жизнь — прагматик.

* * *

На комбикормовый завод

Заглянем. Что здесь за народ,

И может вспомним, почему

Не равнодушен я к нему.

Пути, вагоны, лето, душно,

И запашок такой… Нескушный.

Вот мясокостная мука…

Вас не взяла еще тоска?

Ну, если нет, тогда продолжим.

Хлопковый шрот — сказать я должен,

Напомнить — рыбная мука,

Мел, соль, зерно, комбикорма…

И кроме соли — все пылило,

Что мехлопата ворошила.

И что совком перекидал…

Что? Респиратор? Не слыхал.

* * *

А осенью квартиру дали.

Не бог весть что быстрей собрали,

И в этой скорой суматохе

Порастерялись детства крохи.

Извольте. Перемена мест

Разбила жизнь на «был» и «есть».

(Читатель может быть поправит,

Напомнив, что кого исправит.)

И все же нету абсолюта.

Как ни была б натура люта -

Зависит несколько от места,

Что там попало в наше тесто.

Пятиэтажки из панелей,

В них окна-буквы нонпарели.

Не прочитать — стоят слепые,

И не сказать — они глухие.

И эта серость неживая,

Окаменелая, нагая

Плодит уродливых детей.

Комочки серых душ за ней.

Чем мне хвалиться… До сих пор,

Дожив до зрелых, в общем, пор,

Живу все в той пятиэтажке.

И год шестой идет уж Сашке.

А впереди, сколь хватит взор,

Ждет совести немой укор:

Нам даже больше жизнь давала,

Чем детям нашим. Как же мало…

* * *

Что впереди, то беспросветно.

Жизнь так и канет неприметно.

Она уйдет в труху, песок,

В борьбу за хлеб, воды глоток.

Крепчает жизнь, и в полвосьмого

У магазина сто шестого

Растет толпа день ото дня

(Путь на работу у меня).

Так с год назад одни старушки

С утра, прочистить дабы ушки,

Стояли с гвалтом у дверей…

Толпа молчит. Полно детей.

* * *

Вот осень. Зябко, темень. В школу

Бреду в грязи я, очи долу,

В незримой хляби, без задора

Вдоль блёсток мокрого забора.

Прошли уроки. Кто куда.

Мой путь — мои комбикорма.

Автобус, давка, вспышки ссор,

Смех с матом, рокот: «Контролер!»

Надсадный «Ох» рессор просевших,

Неспешно мне годами певших

О невеселой, тяжкой доле

И жизни, что идет в неволе.

Но мы, не жившие на свете,

Малы умом, что наши дети.

Нам мнится: песня не для нас,

Мы здесь случайно в этот час.

А так прикинуть без прикрас

В закатный наш осенний час

И взвесить жизни урожай…

Достанет вам на каравай?

* * *

Работал разный там народ.

Вкраплялся откровенный сброд:

Украсть, подраться и напиться,

И, словно кот шкодливый, смыться.

Тогда с работой было просто -

Штат всей страны был не по росту.

Но пять-шесть сроков — не медали,

А здесь им двери открывали.

Бывали драки, пьяный спор,

И поножовщины напор

У складов с мелом неприметных…

Я избегал тех мест заветных.

Но были кремни-мужики,

О них не скажешь, что «жуки».

Могли за смену два вагона

Муки скидать без слов трезвона.

И так же прочно, деловито,

Ухватисто и шито-крыто,

Но и без спешки, с расстановкой,

«Кончали» тару с белой пробкой.

Молчали мирно так, уютно.

Бытовка. Шкафчики каютно

Их обрамляли уголок -

Получка, душ и праздник в срок.

* * *

Скажите: «Мало им для счастья…»

А где грань солнца и ненастья?

Да обратитесь хоть к себе:

Нужна ли вам вся жизнь в борьбе?

Не все ж бойцы… Недолго — можем.

И кости старые погложем,

Но станем несколько лютей

И как бы мягче — позверей.

И неприязнь сосед внушает:

Чего он дверь свою строгает…

Мы извести себя готовы,

Чтоб недруг наш надел оковы.

(Ах, Александр Сергеич Пушкин,

Ведь Ваши рифмы, как игрушки.

И, каюсь, взял, не удержался -

Сравнить я нравы попытался.

У Вас: «друзья… надеть оковы».

У нас: «друзьям» слог ныне новый.

Во время Ваше слово «честь»

Шло чаще в ход. У нас — «поесть».

Людские мы поправ понятья,

Гранитный крест несем заклятья.

Продавлен след… Мозги в тумане…

Саднит душа… Греха гвоздь в ране.)

И каждый бьется не на шутку,

Как пес цепной, забравшись в будку.

Остервенело огрызаясь,

Быть обойденным опасаясь.

Смутны настали времена.

(Кто вденет ноги в стремена?…)

Призыв «Спасайся в одиночку»,

Пожалуй, будет точка в точку.

И сразу все его поймут

Спасать, чем животы живут.

И не о нравственном познанье

Речь поведут — недоеданье.

Чем провинилась ваша мать,

Чьи думы только как достать,

Как накормить, во что одеть,

Обуть, прикрыть — ну надо ведь!

…А в общем, жизнь для философий

Дает изрядно. И утопий

Счас можно ворохи наместь,

Да мимо все. Охота есть.

Нет тормозов. Вот это страшно.

Всяк по себе — уже опасно.

А неумен, голодный, злой,

Труслив, но жаден… Бог ты мой!…

Не все, согласен. Индивиды

Есть до сих пор, но инвалиды

Души, мозгов необычайно

Порасплодились. Что, случайно?

Случайной жизни не бывает,

Из моря рек не вытекает.

Вы в дней сплошном круговороте

Все время сеете и жнете.

Веселый экскурс закруглив,

Сравним, как яблока налив

Вбирает соки все подряд…

Но только здесь, увы, не сад.

* * *

Так чем питались корешки,

Что за делишки в гумус шли,

Под слой пролетных наших лет

Заглянем — вдруг найдем ответ.

* * *

Труд на износ. Гроши платили.

Бывало, кости даже ныли.

И понимал я — обирают.

За что — теперь младенцы знают.

Но я ругался с мастерами,

Хитрил, халтурил, слал их к маме

Не потому, что был плохой,

Раз вы мне так — и я такой.