Олег Ладыженский - Мост над океаном

Передай мне бокалы. Рысью, ночью,

В ад, в Везувий, – Орфеем, зверем диким,

За безумным трофеем, Эвридикой,

Прочь от века-садиста, вдаль, за снами…

Проходите, садитесь. Да, я знаю,

Что смешон.

Бессмысленная, теплая печаль,

Часы стучат, как уходящий поезд,

Любите нас сегодня и сейчас,

Не потому, что завтра будет поздно,

А просто так.

Сегодня и сейчас.

Прозрачная тоска, смешная поза,

Нелепые стихи, зеленый чай.

* * *

Стареем, брат, дуреем, брат,

Весной в дубленках преем, брат,

И рад бы в небе реять, брат –

Да вот, не реется…

Вчера юнцы, сейчас отцы,

А завтра отдадим концы,

И внуки скажут: "Молодцы!",

Устав надеяться.

Мы живы, брат, мы лживы, брат,

Мы в западне наживы, брат,

И ад глядит на наш канат –

Не время ль падать?!

Махнем рукой, найдем покой

И перемелемся мукой,

Укроемся сухой доской…

Душа, ты рада?

Не слушай, брат, бей в душу, брат,

Души меня подушкой, брат,

Стреляйся на опушке, брат,

Со мной, с проклятым!

Моя вина, что ночь пьяна,

Что бьет копытом Сатана,

Но встань со мной, к спине спина –

Останься братом.

Седы виски, горчат куски,

Белее мела кулаки,

Стоят в осаде старики,

Юнцов счастливей.

Гляди, пострел: я постарел,

Но я не сгнил и не сгорел,

И если снова ливень стрел –

Пусть будет ливень.

Купить под старость запасную душу

И на нее грешить, как на сберкнижку,

Дабы потом, когда придет косая,

Послать покупку, всю в грязи порока,

Оплачивать кредит. В геенну. В пекло.

В дымящийся котел. На сковородку.

А самому остаться. Кофе пить.

Гулять с собакой. В шахматы с соседом

Играть на деньги. Так, для интереса.

И лишь ночами…

* * *

Нелепо из штанов выпрыгивать,

Из кожи лезть – наружу! вон!

Нелепо шелуху отрыгивать –

Ради чего?!

Ради кого?!

Перелистай блокноты заново –

Сезон гореть черновикам!

От Казановы до Хазанова

Прошелся с бритвою Оккам!

Смешно, лежа во гробе цинковом,

Скрипеть, как флюгер на ветру,

Смешно не-быть вралем и циником.

Ты скажешь, вру?

Конечно, вру!

Когда, фрезой вгрызаясь в небо,

Передо мною встал собор,

Я понял, что собою не был

И лишь сегодня стал собой.

Усталый, веря и не веря,

С любою ересью на ты,

Отмеченный Печатью Зверя,

Сын поколенья суеты,

Я замер на брусчатке спуска,

Где утром ветрено и пусто.

Собор был дик и эклектичен,

Надрывен и аляповат,

И нимбом в тыщу киловатт

Над ним светился гомон птичий.

Скучая в городе убогом,

Заложник повседневных бед,

Он был Собором и Со-Богом,

Сам по себе и сам в себе.

Быль перекраивая в небыль,

Переплавляя дни в века,

Кресты закрещивали небо,

Как рот, открытый для зевка.

Заплатили

за любовь, за нелюбовь, за каждый выстрел.

Отстрелялись –

от мишеней лишь обрывки по углам.

Это осень.

Облетает наша память, наши мысли,

наши смыслы,

наши листья и другой ненужный хлам.

В одну кучу

все проблемы, все находки, все потери,

чиркнуть спичкой,

надышаться горьким дымом и уйти.

Все, что было

не по нам, не по душе и не по теме,

не по росту,

не по сердцу и совсем не по пути…

* * *

Пустая комната и темное окно.

В пустую комнату вхожу, как входят в реку,

и все мне чудится – остановилось время,

а я иду, и время дышит за спиной.

Пустая комната и лампа в сто свечей,

и темнота, как стая птиц с осенних веток,

Но матерьяльность электрического света

Бессильна против метафизики ночей.

Пустая комната – знакомые черты.

Еще три дня, как ты придешь ее заполнить,

еще три дня отведено мне, чтоб запомнить

привычки ночи и улыбку пустоты.

Мы здесь ходили. Я, как пленник,

Молчал и слушал.

Фонтаны, лестницы, аллеи,

Покой нарушен.

И в память болью отраженной

Свежо и сильно

Врезалась крона листьев желтых

На небе синем.

Мы здесь ходили. Город мокнет,

В нем ты осталась.

Сменился неба цвет глубокий

Холодной сталью.

Картину, как бы ни просили,

Нельзя продолжить.

Тускнеет желтое на синем,

Ушел художник.

Мы здесь ходили. Листьев росчерк,

Пустая полночь.

Остановись, мгновенье! Впрочем,

Я все запомнил.

И неожиданным мессией

В ночи всесильной

Приходит желтое на синем.

За все – спасибо.

На небесных манжетах звездные запонки

Как-то неуверенно, робко светят.

Стрелки часов переваливают за полночь,

Время привидений, влюбленных и ветра.

Стекла дребезжат от далеких трамваев

Струной, сорвавшейся с колков гитарных,

Тени оживают и, оживая,

Начинают делиться на молодых и старых.

Покосившийся стол обступают стены,

Через плечо заглядывают по-соседски.

Садитесь к столу, не стесняйтесь, тени,

Мы так давно с вами не беседовали.

Луна дробится стеклянными призмами,

За каждым стеклом огорожен уют свой,

А вы постоянны, как, впрочем, все призраки,

Которые приходят и остаются.

Мебель громоздится размытыми валунами,

Ветки деревьев на ветер ропщут,

Когда привыкаешь встречаться с тенями –

С людьми становится значительно проще.

Дождь пробежался по перилам

И простучал по кирпичам.

Того, что ты наговорила,

Дождю за ночь не настучать.

А я молчу. Я, как свеча, привык молчать.

Нет мест в осеннем дилижансе,

Напрасно мухой в стекла бьюсь,

Ты навсегда переезжаешь,

А я, как мебель остаюсь.

И не пою, и не смеюсь – один стою.

Перечеркнув окно собою,

Я заслоню ночную дрожь,

И нет ни ревности, ни боли –

Есть только ты, и ночь, и дождь…

Уйдешь? Ну что ж… Чего ты ждешь?

Уже идешь?

Я вспоминаю о вас,

Прежних печалей аванс,

И на гитаре,

Разбитой и старенькой,

Тренькаю медленный вальс.

Кружится все – раз-два-три!

Тихо и пусто внутри.

Необнаружено

То, что, снаружи, но

Даже свеча не горит.

Гаснет ее фитилек,

Я от всего отдален,

В лапах безверия

В прошлого двери я

Бьюсь, как в стекло мотылек.

С пальца сорвалась струна,

Плакать не хочет она,

Я и гитара – мы

Кажемся старыми,

В этом не наша вина.

Я не знаю, что будет после,

Я не помню, что было раньше,

Но уходит все дальше поезд,

Но и я ухожу все дальше.

Ах, как я бы хотел остаться,

Не глядеть на каркасы станций,

Не метаться меж поездами,

Не тянуться за проводами…

Но стук глухих колес,

Но звон далеких рельс,

Как шепот тихих слез,

Сопровождают рейс.

До встречи! Не скучай!