Игорь Бурдонов - Ритуальные числа

Муж благородный должен замечать ростки грядущего, свой дом не покидая.

Но если верно выбран день и час, то не придётся повернуть обратно.

Великого достигнешь не сейчас лишь малые дела благоприятны.

А дальше путь - опасней и суровей. И кони - вспять, и плач - до крови.

Над крышей дома есть ещё этаж. Над вершиной дерева есть ещё одна ветвь. Над горной вершиной есть ещё один камень. После конца пути есть ещё один шаг.

За последней страницей книги

есть ещё одна страница. За последней строкою есть ещё одна строка. За последним звуком есть ещё один звук. За последним часом есть ещё один час. За последним вздохом есть, наверное, иное дыхание...

Я памятью оброс - как горный монах и дымом прошлого пропах. А в сущности: на камне у ручья сижу и слушаю журчание ручья. Нет никакого зеркала - пустая рама как окно. Войди как в дверь, иль выйди - всё одно.

" Когда в Цзянчжоу по ночам я слышал тихий чжэн... " Бо Цзюй-и

Не в осеннем увяданьи, а в рождении весны, в раскрывающихся почках, в прорастающей траве, в новых птичьих голосах

бьётся сердце смерти.

Ибо суть небытия

в возвращении.

Играй на чжэне до зари

я разрешу тебе.

Перебирая каменные чётки, Ручей в горах творил свою молитву. И в бликах солнца, острых точно бритва, Звучали согласованно и чётко

И северный холодный звук органа, И западные струны клавесина, И южный рокот барабана, Восточный голос муэдзина.

На корнях дубовой рощи встретил Осень. Она прохладными губами меня поцеловала. И платьем бледным прошуршала, и, убегая, прошептала:

- Ну вот, и ты теперь старик. Ну вот, и ты теперь старик.

И были у неё глаза темна осенняя вода. Темна осенняя вода.

Но тогда и смерть человека столь обычна - что вроде её и нет!...

Есть буйных трав осенних немота. Есть белый голос - талая вода. Есть чёрный волос срезанной косы. Есть призрачность холодная росы.

ИМЕНА

Горы даль ближние скалы поток чистоты свежесть капель радуга в траве Деревья сень стены порог глубина комнаты букет ваза кисть тушь запах шорох голос птицы

Туман антенн тень ночь чернь нерв ров ворог

горы рык Манна на нимбы падения угол вмятина трещина свечение мерцающее царь венец воины тетива вой

кровь Целое светлое ниспадение ветви лепестков горсть гость вино хозяин струны отдых полог тайна шёпот шерсть шёлк щиколотки браслеты серебро бровь луна уход песня тучи иней земля трава изголовье путь странствие бухта прибой пена камни скалы олень и хаги Суминоэ

Сосны нектар хмель солнца горечь хвои

рубинно-изумрудный аромат паденье шишки корень твердь сон память смерть

Воронье карканье гнездо крыло полёт клюв воронёный рок судьба броня брен-ность ось бытия и я исчезающе мал

Песнь камышовой свистульки:

ветер над озером,

облако с неба,

девушка в лодке расчёсывает волосы.

А по дальнему берегу движутся

воины на конях.

На китайских картинах не горы, а души гор, не дерево с корнем кривым и серебристою кроной, а дерева душа - печальна и стара, не журчащий ручей с ключевою водой, а играющая душа молодой воды. Там душа человека с душою книги в руках слушает душу музыки южного ветра. Души китайских картин хранят в особых футлярах, сделанных мастерами давно ушедших времён.

Ветви ивы чернее туши,

которой рисую ветви ивы. Листья ивы острее кисти,

которой рисую листья ивы. Душа этого дерева

печальней моей души,

которая дышит печалью ивы.

В осеннем воздушном времени

вижу как движутся

десять тысяч ушедших

осенних воздушных времён. Будто волны в потоке тумана.

Девять уток плывут по мутной воде после дождя. Девять елей на берегу, и земля под ними суха. Девять туч через небо прошли, и уходит туман. На дороге размыло следы. У дороги зелёный бурьян. За холмом поднимается к небу дым. У крыльца - молодая мама. .................. Что мне тысячи тысяч лет! Что мне всех мудрецов слова!

О осень! - дважды жёлтая земля. О осень! - трижды белое небо.

Листвы смертельный танец. Луны предельный свет.

Не милостив осенний ветер. Не милостив осенний дождь.

В вечерних годах догорает свеча.

Кто споёт для меня негромкую песню ухода?

На рассвете последнего дня. На закате последнего года.

О осень! - взмахни рукавом и сотри...

Ночь зажигает звёзд ритуальные числа. Вещи лишаются красок, объёма и смысла. Всё исчезает бесследно в дыхании чистом. Тени вещей заполняют земные пределы. Ждёт неудача сегодня зачатое дело. Новой Луны поднимается тёмное тело.

На берёзе воронье гнездо. Под берёзой красная трава. Снежный наст под солнцем сверкает-слепит. Неподвижен мир.

Чёрную сеть ветвей дубы раскинули на небе. Птицу-солнце терпеливо ловит январь-птицелов.

За оградой высоки сугробы. Расчистить дверь от снега поутру трудно старику.

Тёмным вечером с белою луной долгий разговор ведёт жёлтое окошко.

Подражание Тао Юань-мину

От знойного солнца

укрыться в городе негде. Горячие камни

последний отняли воздух. Хочу я подняться

в далёкие снежные горы, умыться холодной

и чистой водой водопада. Но разве могу я

уйти с государственной службы? Семья небольшая,

но чем-то кормиться надо. Отшельником стать,

разорвав все живые узы, я вовсе не в силах

жену и сынишку жалко. Вот и остаётся

завидовать смелым людям, не знающим этих

печальных забот и дум. Но странно порою

читать о веках минувших: неужто в то время

свободнее были люди?

ИЗ МОНОЛОГА ВОЕНАЧАЛЬНИКА ПЕРЕД НАПАДЕНИЕМ НА ЦАРСТВО, ОБРЕЧЁННОЕ НА ГИБЕЛЬ

"Неправо Небо, - думал он, когда несчастья шлёт на землю, и речи правильной не внемля, переступает свой закон.

И царству - гибель и позор. И предков рушится алтарь. И знать не хочет гордый царь. И мудрый покидает двор.

В полях забытых пыль клубится. Уходит истина из слов. И зверь уходит из лесов. И древних гор гранит крушится."

"Неправо Небо, - думал он, но воле Неба нет преграды." И войск своих собрав громады, он переходит рубикон...

В смутном чувстве рождаешься ты. Звучащее слово, страшась наготы, бежит в бормотанье и шёпот. Художнику чудится варваров топот, и кистью большою он прячет картину в безумии пятен, сплетении линий. Так хочется к людям иного наречья! Но новой разлукой становится встреча. Поскольку за тайной - не новая тайна, а скушное знание, знание-майна. И снова ты хочешь забыть и уйти, и хочешь найти совершенство пути. Забыты слова и заброшены кисти, и гаснут огни относительных истин. Но в сумерках жить невозможно душе, и горек ей вкус абсолюта, и манят её десять тысяч вещей и радостный голос минуты. Вот только сказать ты не можешь об этом, и длинную речь мы с тобой затеваем... Собаку мою - безудержную в лае считаю я самым великим поэтом!

Да что, в самом деле:

Родина! Народ! Любовь! Дух! Бог! А всего-то - пара литров мозгов,