Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

– Да ладно тебе. Я давно тебя простил. Это так естественно для человека: желать добра и поступать наоборот. Пора нам завязывать со всей этой ерундой. Время бежит. – Я взглянул на восток. – Не долго осталось мучиться.

Спонтанно я пошевелил рукой, в которой был зажат злополучный топор. Жест не ускользнул от внимания Юдина.

– Понимаю, – криво усмехнулся он с бесовской искрой во взгляде и сделал шаг назад.

– Боюсь, что не совсем.

– Справедливость должна восторжествовать во что бы то ни стало, – пробормотал он. – Пусть рушится мир.

– Какая в задницу справедливость, что ты несешь?

Я сунул оружие под мышку, поднял руку для рукопожатия и двинулся к нему:

– Стой, дурак! Эй, Саша!

– Не надо, я сам! – Юдин сделал предостерегающий жест руками. Он судорожно вздохнул, оглянувшись. Битва чувств в нем, видимо, прекратилась, и на лице проявилось неестественное умиротворение. Саня сделал второй шаг назад и стал съезжать вниз.

Я метнулся к нему, как можно быстро, но было поздно. Инстинктивно он, конечно, ухватился за край скалы, но сила его хватки к моменту, когда я сжал его руку в своей, уже угасала. Остальные конечности Юдина беспомощно скребли гладкую поверхность скалы, не находя опоры. Я рухнул на живот, стараясь подбородком, коленями, локтями зацепиться за уступ.

– Ты ничего не понял.

– Ошибаешься. Я же не кретин. Только как мне жить дальше?

– Вспомни, ты ж тоже мне желание должен! Я хочу, чтобы ты жил!

Но Саня не дал мне шанса.

– Хоть полетаю напоследок, – сказал он, зажмурившись, и разжал пальцы. И его запястье мгновенно выскользнуло из моей ослабшей ладони. Он беззвучно и очень быстро закувыркался, ударяясь о склон, а секунду спустя полетел уже свободно.

…Лежа на холодном шершавом камне, я боролся с приступами рыданий и хохота еще долго после того, как где-то внизу раздался мягкий шлепок. Впрочем, я не уверен, может, это был просто звук от порыва ветра. Вот ведь как в жизни бывает! Да сбудется реченное через пророка. Сбылось предсказание, сбылось. Как всегда, сбылось совсем иначе, чем можно было предположить. Думал, мне пророчат быть убийцей, а вышло по-другому. Господи, а я-то расслабился. Казалось, что после того, как из ямы меня вынул кто-то, по всем параметрам похожий на Христа, мне и бояться нечего. Не тут-то было. Передышка – не отдых, жизнь – не Царствие Небесное. С Саней вышло безумно глупо. Что, Иона, сильно огорчился? Да, просто до смерти. Я потерял лучшего друга, остававшегося, как ни крути, даже после его последней выходки, самым близким мне человеком. Нет теперь ни его, ни Таньки, ни амулета. Ничего у меня нет. Я себя-то едва помню. Каким же я вернусь назад, если мне все-таки повезет? Наверное, такими приходят с войны. Впрочем, мы – хилое поколение, для древних всякая экстремятина была обыденной. Наверное.

И все-таки, несмотря ни на что, я добрался сюда и заветная пещера теперь прямо передо мной. Вот он, мой Клондайк и Грааль, вот предел моих устремлений. И – что?

Я изо всех сил напряг мускулы и, поднявшись, дошел до низкого каменного возвышения перед входом. В его центре была круглая выемка в форме чаши, полная воды. Зеркало. Я всматривался в свои туманные черты, продолжая ронять слезы. Они возмущали гладкую поверхность, отчего мое отражение слегка рябило. Батюшки-светы, ну и рожа! На кого же я похож! Да уж, прав был кто-то, изрекший, что человек – всегда нечто большее, чем сумма всех своих составляющих. Вопрос только в том, с каким знаком остается этот несгораемый остаток? Словно в ответ на собственный вопрос я испил из чаши водицы, а затем, может, со злости за все, что пришлось пережить, справил туда же нужду. Потом вернулся к краю пропасти. Тела Юдина в темноте видно не было. Эх, бытие – небытие. Одна херня. Усталость, боль и тоска зашкаливали сверх всякой меры. Может, фьють вниз, вслед за Юдиным? Ну нет уж! Если это был экзамен, то глупо рвать зачетку, когда ответил уже на все вопросы. На все ли?

Елы-палы, а жертва?!

Последнее время мне было не до того, чтобы заботиться о таких мелочах, как обратный билет. И что делать? Переночевать на вокзале до следующего поезда? Не пройдет номер. Нужно мобилизоваться и срочно что-то придумать.

И тут я вспомнил, что уже какое-то продолжительное время небо сереет. Цейтнот. Как я только жив еще. Эх, вечно у меня в жизни все в последний момент. Придется как-то выкручиваться.

– Шевелись, кляча, – сказал я себе, и тело пересекло границу плотного сумрака пещеры.

Почти твердым шагом я вошел внутрь. Как по мановению волшебной палочки за моей спиной рядами по одному с каждой стороны стали вспыхивать факелы. Я был освещен словно на параде, зато во тьме могло скрываться все, что угодно. Только я успел забеспокоиться на этот счет, как в тот же миг с наскоку наткнулся на тушу Харутугшава. Если быть точным – на морду, поскольку аморфные очертания его туловища расплывались во мраке. Факелы потухли, и пещеру теперь освещали только белки его светящихся вампирских глаз. Мои зрачки приноровились к уровню освещенности, и я понял, что передо мной огромная летучая мышь с крупом гиппопотама, свиной кожей и рылом законченного бульдога-алкоголика, снабженной моржовыми клыками. На харе демона застыло напряженное ожидание: ну-ка, какой мы произвели на парня эффект. Демон почти перекрывал собой весь коридор, на конце которого серело пятнышко света. Выход. На всякий случай я отступил от нетопыря на порядочное расстояние. «Лучше помолчать», – решил я, рассудив, что незнаком со стандартной формулой приветствия, принятой при процедуре возвращения. Но все вышло проще, чем я предполагал. И мрачнее.

– Очень рад тебя видеть, Гандхарва, – обратился ко мне Харутугшав. – Раз ты здесь, я не сомневаюсь, что ты хорошо потрудился. Ты настоящий воин. Для меня большая честь принять от тебя жертву.

Вежливое начало вселило в меня надежду. Я на ходу сочинял легенду, которая помогла бы мне уйти непомятым.

– Для меня встреча с тобой тоже знаменательное событие. Очень наслышан. Воин я… да, крутой. Всех уделал. Только вот. – постарался улыбнуться как можно более обезоруживающе, – в общем, я не Гандхарва, и в качестве жертвы мне нечего тебе предложить, поскольку… я ее потерял. Она там, в пропасти. Можешь поискать, а я пока пойду, а то уже солнышко… того…

Харутугшав, видимо, воспринял мои слова как шутку, поскольку его глотка стала издавать какие-то хлюпо-хрипло-хрюко-булькающие звуки, которые я интерпретировал как смех.

– Веселый Гандхарва, – сказал Харутугшав, потягиваясь и разминая перепончатые конечности. – Ты готов? Давай, наверное, приступать, а то и впрямь светило с минуты на минуту покажется из-за хребта.

Тут до меня дошло, что подтверждаются наиболее худшие из моих опасений. Но роль звена в пищевой цепи меня не устраивала.