Иван Оченков - Мекленбургская принцесса [СИ]

— Что вы застыли, бездельники! — закричал он на прочих бандитов. — Разве вы не знаете, что делать?

Видимо, его нрав был хорошо известен подчинённым и те, не мешкая, бросились выполнять приказ. Из кареты раздались женские крики, и через минуту всё было кончено. Марта и её дочь остались единственными живыми участниками экспедиции, если не считать, конечно, француза. Покидав трупы в экипаж, разбойники утащили его в чащу, где и бросили вместе с предварительно обобранными до нитки трупами жертв нападения. Всё мало-мальски ценное стало добычей бандитов, включая лошадей и личные вещи пассажиров.

Атаман с удовлетворением понаблюдал за их работой, а потом развернулся к Марте.

— Наконец-то мы встретились, — бесстрастно заявил он своей пленнице.

— Кто вы такой? — тихо спросила она. — Я уверена, что никогда не встречала вас прежде, а потому не понимаю, что вам от нас нужно!

— Тебе, грязная подстилка мекленбуржца, и не надо ничего понимать.

Голос главаря бандитов был холоден как лёд, но вместе с тем, в нём чувствовался огонь, сжигающий его изнутри. Стало ясно, этот человек за что-то до крайности ненавидит герцога Мекленбургского и, наконец-то, нашёл способ утолить свою ярость.

— Делайте со мной что хотите, но отпустите мою дочь! — взмолилась Марта, но ответом ей была только страшная ухмылка разбойника.

Шурку всё это время держал поймавший её налётчик. Девочка быстро сообразила, что не сможет вырваться из его рук и потому обмякла, сделав вид, что впала в беспамятство. Тот, впрочем, продолжал крепко держать свою пленницу, очевидно, помня о возможном наказании.

— Уходим, — скомандовал главарь и направился к своему коню.

Злоумышленники вслед за ним вскочили в сёдла. Один из них посадил принцессу впереди себя, а её мать, предварительно связав, перекинули через седло. Маленький караван двинулся в путь, оставив за собой гору трупов. В отличие от обычных путешественников, они старались держаться подальше от проторённых дорог и идти лесными тропинками, чтобы их не заметили.

А на том месте, где разыгралась страшная трагедия, уже ничего не напоминало о случившемся. Пролитая кровь впиталась в землю, примятая трава расправилась и лишь несколько сломанных в горячке боя веток свидетельствовали о произошедшем. Впрочем, был ещё один свидетель. Старый Клаус, как только началась пальба, не стал разыгрывать из себя героя и прямиком кинулся в ближайшие кусты. Ему повезло, пока шла схватка, до него никому не было дела, а затем про возницу просто забыли. Выбравшись из своего укрытия, герцогский конюх огляделся и быстрым шагом направился назад. Ему и думать было нечего о том, чтобы драться с разбойниками, но он вполне мог успеть привести помощь.

Хотя его все называли Старым Клаусом, он был ещё вполне бодр и быстро добрался до ближайшей деревни. Постоялого двора в ней не было, только трактир и именно туда он и направился.

— Помогите, — прохрипел он.

— Что случилось? — высоко поднял брови трактирщик.

— На нас напали…

— Кто напал?

— Разбойники.

— На кого это "на вас"?

— Я слуга его высочества герцога Брауншвейгского и был в свите принцессы Мекленбургской. Да вы, верно, видели, как мы проезжали мимо вашей деревни.

— Да, было такое, — покивал головой хозяин и велел служанке: – Ну-ка, дай кружку пива человеку, видать, он и впрямь попал в беду.

— Нам нужна помощь, они увезли госпожу Марту и маленькую принцессу!

— Ты говоришь вздор, — неожиданно вмешался сидящий в углу молодой человек, одетый как средней руки дворянин. — Мекленбургская принцесса Евгения вместе с матерью герцогиней Катариной Шведской сидят сейчас в Гюстровском замке, а не разъезжают по Брауншвейгу!

— Не в обиду будь сказано вашей милости, — отозвался утоливший жажду возница, — да только у герцога-странника далеко не одна дочь. Уж это вам всякий скажет! Я слова не скажу про его жену герцогиню Катарину и их детей, да пошлёт им всем Господь многих лет жизни! Но при дворе его благородной матушки герцогини Клары Марии давно живёт его старшая дочь, родившаяся ещё, когда тот был простым принцем-изгнанником и бродил по дорогам Германии, спасаясь от своих жадных родственников, задумавших его погубить.

— А госпожа Марта – мать этой малышки?

— Истинная правда, благородный господин! — закивал Клаус.

— Но отчего ты зовёшь её принцессой? Ведь она незаконнорождённая дочь Иоганна Альбрехта!

— Ваша милость, как видно, давно не были в наших местах, ибо тут все давно знают, что герцогиня Клара Мария души не чает в своей внучке, хоть та и не родилась в законном браке! А потому, она упросила своего сына дать ей титул такой же, как и тем его детям, что родила Катарина Шведская. Ну, а поскольку, не в укор будь сказано, нашему доброму герцогу-страннику, он не слишком-то привык считаться с правилами и законами, то ему ничего не стоило объявить свою приблудную дочь принцессой!

— Всем известно, что Мекленбургский герцог – еретик, и отрёкся от истинной веры! — пробурчал кто-то из присутствующих, но его тут же одёрнули.

— Чтобы ты понимал, простофиля. Зато он справедлив и милостив к беднякам и безжалостен к обирающим их богатеям и чиновникам!

— С чего это ты взял?

— С того, что когда он вернул себе герцогство, то первым делом приказал повесить всех сборщиков налогов и с тех пор Мекленбург процветает, хотя Иоганн Альбрехт там уже давненько не был!

— Он сбежал в дикую Московию, и тамошние дикари выбрали его своим царём!

— Зато теперь в его землях даже самая последняя крестьянка ходит в мехах, как будто она любимая дочка бургграфа! У меня кум частенько бывает в тех местах и сам всё видел. Так что его подданным не приходится жаловаться на своего господина и, ей-богу, я бы и сам не прочь стать таковым.

— Где ты говоришь, это случилось? — тихонько спросил Клауса, подошедший к нему дворянин, не обращая внимания на развернувшуюся перепалку.

— В миле [9] Германская миля – 7420 метров. отсюда, добрый господин!

— Ты покажешь мне это место?

— С радостью, только неужто вы один пойдёте на выручку маленькой принцессе?

— Ты видишь здесь ещё кого-нибудь? — вопросом на вопрос ответил тот.

— Как прикажет ваша милость.

— Ну и отлично, — усмехнулся незнакомец и обернулся к слуге, уплетавшему за обе щёки наваристую похлёбку. — Эй, Иржик, хватит стучать ложкой! Поднимайся и седлай лошадей.

— Но как же так, господин фон Гершов, — возмутился тот, — вы ведь не успели отобедать, да и кони наши ещё не отдохнули!

— Я сказал – седлать лошадей! — сдвинул брови Болек и слуга, хоть и нехотя всё-таки отправился выполнять распоряжения, ворча при этом о своей каторжной жизни.