Василий Панфилов - Трущобы Империй [СИ]

Оставались книги, но почти всю классическую литературу, особенно англоязычную, Алекс успел перечитать ещё в школе, причём как на русском, так и на языке оригинала. Перечитывать что-то по новой… не с его памятью. А современные популярные американские мастера пера писали на редкость нудно. Непременный пафос, цитаты из библии, нравоучения…

Делать решительно нечего, и от лютого безделья Алекс взялся за творчество. Графоманией он не страдал, да и писательского таланта не наблюдалось. Но переделать один сценарий пьесы, в которой некогда играл… почему бы и нет? Особенно если скрестить её с парочкой кинофильмов…

На Чехова и прочих Великих не замахивался, прекрасно понимая, что сюжета в данном случае недостаточно. Он не уверен, что смог бы адаптировать пьесу даже под реалии России образца тысяча восемьсот шестьдесят третьего года. Сложная игра слов и смысловых оттенков… нет, не потянет. Тем более перевести это на английский, да ещё и так, чтобы заинтересовать нью-йоркскую публику.

А вот безыскусная пьеса о беспризорниках во время Гражданской Войны, переделанная слегка под реалии Нью-Йорка, это реально. Их школьный драматург, Сан Ваныч, сам откуда-то свистнул сюжет и упростил достаточно сложную пьесу до такой степени, чтобы её смогли играть школьники. И понимать, что особенно важно.

Ничего сложного там в общем нет, никаких изысков. Напротив, пьеса построена на достаточно грубых ходах, бьющих по нервам и очень понятным. В крайнем случае…

— К вам мистер Вудфорт, — важно доложила Дебби.

— Наслышан, — с порога начал антрепренёр, едва успев поздороваться и поставить трость в угол, — очень неприятный инцидент, очень!

Несколько минут он рокотал, по своему обыкновению, что-то бравурное и невнятное. Увидев, что Алекс по прежнему смотрит на его монологи с большим равнодушием, успокоился.

— Келли передавала тебе привет, — подмигнул он. Попаданец кивнул серьёзно, не реагируя на подкол — Вудфорт баловался, вроде как скрывая тайну отношений Алекса и сорокалетней кокаинистки-травести. Труппа с упоением поддерживала миф о пылких влюблённых, а самому попаданцу наплевать. Ну… почти, немного всё-таки раздражало.

— Не скучаешь?

— Скучал, — честно ответил парень, — пока за пьесу не взялся.

— Показывай… Шекспир будущий, — антрепренёр протянул руку за пьесой. Скепсис понятен, едва ли не каждый актёр считал себя драматургом и время от времени выдавал нетленку.

— Хм…, — сказал Саймон пять минут спустя, не вставая со стула, — хм… не шедевр, но на злобу дня… хм… Править придётся… возьмёшь меня в соавторы?

— На это и рассчитывал.

— Даже так? Хм… ты же ходить пока не можешь… А так хорошо себя чувствуешь?

— Неплохо, — пожал плечами Алекс, немного растерявшийся от напора.

На следующий день, чувствуя себя неловко, Алекс прибыл на место работы в портшезе.

— Нет, нет и ещё раз нет! — Алекс решительно отбивался от авторитетного мнения одного из старейшин труппы — Говарда Стерна, — ваше мнение ценное, но пьеса нетипичная, да и раньше следовало подходить! Кто мешал подойти неделю назад?

Говард, играющий благородных стариков, демонстративно обиделся, вскинув голову и резко развернувшись, на что Алексу плевать. Может, когда-то этот запойный алкаш и был настоящим актёром, но сейчас он держался скорее за счёт звучного голоса, львиной гривы седых волос с красивым серебряным оттенком и опыта. Впрочем, несмотря на весь опыт, роли у него по большей части эпизодические, ибо не следует алкоголь с кокаином мешать…

— Не просто так подходил, — материализовался рядом с портшезом Фред, — ничего конкретного сказать не могу, но знаешь, как это бывает. Вроде бы ничего особенного, но один слишком сильно улыбается, другой шепчется…

— Да ясно, — устало выдохнул попаданец, потирая отчаянно чешущийся, заживающий бок, — в заговорщиков играют. Могу сказать даже, ради чего. Хотят повернуть дело так, что либо моя пьеса прогорает, либо сверкает всеми гранями, но так, будто это они её вытянули.

Друг хохотнул нервно…

— То есть ты заранее знал?

— Догадывался.

— Мда… вот почему я роль втайне репетирую, в подвале у Мопси завываю.

— Театр, — выплюнул Алекс слово как ругательство, — труппа на кокаинистке Келли настояла, ещё пара мелочей… Вудфорт всё понимает, не дурак. Но тут дело такое, что он в любом случае в выигрыше.

— Как… а, ясно. Если ты справляешься сам, то у него появляется человек, на которого можно положиться. Заодно именно на тебе труппа будет пар выпускать, он в белом останется. Не выйдет, тогда на землю опустишься, начнёшь к мистеру Вудфорту не просто прислушиваться, а уроки брать, за учителя считать.

— Как-то так… Эй, на тросах! Небоскрёб плавней опускай!

Чистовой прогон спектакля дело нервное, Алекс впервые занимался им как режиссёр. В самодеятельности максимум как помощник выступал, исключительно потому, что должность эта одна из самых неблагодарных, желающих всегда мало. И Вудфорт, несмотря на формальное соавторство, ни хрена не помогает, интриган хренов.

Главный герой — немолодой священник, пытающийся нести в трущобы даже не столько Слово Божие, сколько утешение и помощь. Встречались среди протестантских проповедников и такие, причём немало. В оригинале это комиссар, но в САСШ несколько иные реалии…

Священник пытался наставлять свою грешную паству, но понимал, что в большинстве своём они не виноваты в совершаемых преступлениях.

— … пастор, — а ты пробовал прокормить детей, зарабатывая два цента в час? — Выплёвывает слова бывшая портниха, ставшая проституткой, — попробуй посмотреть в глаза голодным детям, а потом скажи мне о постыдной профессии.

Публика на галёрке улюлюкает одобрительно, формат пьесы позволяет этакое интерактивное участие, так что действие не страдает. Нищая галерка сама как будто становится соседями этой проститутки, невольно подслушавшими разговор и вмешавшимися в него.

— … жить честным трудом? — Оборванный мужчина смеётся, стоящие рядом оборванцы отпускают язвительные, но корректные замечания, — а ты пробовал?

— Да где ему!? — Визгливо комментирует пронзительный испитой голос с галёрки, — когда деньжата есть, можно и поумствовать о всяком. А когда ты работаешь так, что света белого не видишь, а всё едино кишки от голода сводит, и думаешь — самому поесть, потому как иначе работать не сможешь, аль детишек покормить, потому как они уже прозрачные от голода. А на всю семью не хватит. Вот тогда-то и призадумаешься о том, чтоб в переулке кого по лобешнику кастетом!

А это уже подготовленный актёр… пусть в театрах такое не принято, но идея из будущего оказалась как нельзя кстати. Всего-то двое актёришек ранга кушать подано на галёрке, а пьеса заиграла. Вон как встречают… да не только трущобники, но и публика побогаче сочувственно сморкается, особенно женщины — у половины глаза на мокром месте.