Михаил Ланцов - Ярослав Умный. Первый князь Руси

– И не говори, – усмехнулся собеседник.

– А что, и доспехи на нем добрые? – вклинился в разговор Хаке. – Золоченые?

– Доспехи у него добрые, – смерив подозрительным взглядом вклинившегося в разговор незнакомца. – Да только без золота.

– Как же так?

– А вот так. Я поначалу тоже смутился. А потом гляжу – кольчуга из уклада. Это же надо? И чешуя, и шлем, и меч, и сакс, и копье… все из уклада. Да доброго и славного. А украшений почти нет. Так. Скромно. Словно Ярицлейв хотел казаться обычным воином. Да только то, что для него простота, – иным богатство. Сразу видно – привык в изобилии жить и жизни простых людей не ведает.

– Что, совсем нет украшений? – удивился Хаке, выражая общее мнение собравшейся толпы.

– Отчего же? Есть. Крест тельный золотой, удивительный, тонкой ромейской работы. Перстень золотой с камнем синим. Под стать кресту. А какой пояс с чеканными накладками? Сказка! – произнес Бьёрн, продолжая увлекательный рассказ о странном ромейце в Гнезде.

А Хаке, сын Гандальва, конунга Вингульмерке, этим рассказом заинтересовывался все больше и больше. Очень уж вкусным и беззащитным казался ему этот человек. Да, возможно, регулярные поставки уклада в Бирку и были хороши. Но не для него. Он жаждал вернуть отцовское наследство и отомстить Хальвдану Черному за погибших братьев. Для чего требовались деньги. Дружину ведь просто так не соберешь. А тут такая перспектива…

Но и прямо выказывать свое желание пограбить Ярицлейва он не спешил. Он не хотел, чтобы Бьёрн что-то заподозрил. Ведь этот ромеец для купца выглядел как курочка, несущая золотые яйца. Он за него на многое пойдет. И предупредит – как минимум. А то еще и самому Хаке голову открутит, если сможет. Поэтому бездомный конунг начал с интересом расспрашивать про поединки и прочее. Восхищаясь могуществом и удалью нового друга-приятеля Бьёрна. И стараясь на этой волне вызнать как можно больше деталей.

А потом подговорил нескольких человек, чтобы на каждом углу болтали, будто бы южнее Ладоги живет воин великой доблести. Такой, что и в славные времена старины не сыщешь. Ну и, как следствие, байки эти пошли-поехали, и люди сами охотно стали придумывать детали к этой истории. И про воинскую славу. И про богатства Ярицлейва. Ведь всем известно, что такие воины буквально утопают в золоте. Откуда известно? Так загляните в любой богатый курган [16] Грабителей могил всегда хватало и в Древнем Египте, и в Скандинавии. . Столько всего ценного! И это – только то, что не жалко было в могилу положить. А тут живой…

Но не только в Бирке говорили про Ярицлейва из Гнезда. Он стал главным событием года во многих землях как по Балтике, так и Черному морю. И, само собой, в Ладоге тоже. Точнее, в поселении скандинавов – Альдейгьюборге, каковым этот город был в те годы.

Ярл Альдейгьюборга Ингвар нервно вышагивал по двору, слушая о том, что два кандидата в женихи его дочери Ингибьёрг рассказывали ему страшные вещи. Повздорили они, значит, с третьим – с Фанмаром. Девчонка могла достаться только одному из них. А вместе с ней и наследование Ингвару. Вот и обострилась борьба. Поначалу-то так конкурировали – относительно спокойно. Но это быстро закончилось, когда Фанмар устал играть в эти игры. Этот мерзавец поехал к своему побратиму Стурлаугу за помощью. То есть решил по старинке, силой решить этот вопрос.

– Но кого выставит Стурлауг? У него всего три корабля, – раздраженно произнес Ингвар, которому вся эта история чрезвычайно не нравилась.

– У него – да. Но Хрёрик из Дорестада ему жизнью обязан… – развел руками Снэколем.

– Да, – согласился с ним Хвитсерк. – Сам в поход, может, и не пойдет. А охочих отпустит. Много ли? Мало ли? Пока не угадаешь. Но Фанмар приведет войско немалое, это точно.

– А может сам выйти? – поинтересовался Ингвар. – Что слышно?

– Ничего пока не слышно, – пожал плечами Хвитсерк. – Все гадают. Хрёрик уже успокоил фризов, бунтовавших против него. Всех, кто был против, перебил. Остальные преисполнились радости и уважения к своему конунгу. Может и сам пойти. Но тогда нам совсем беда. Против него мы что соломинка. Сломит походя.

– Говорят, – заметил Снэколем, – у Гнезда новый славный хёвдинг. Может, с ним сговориться? Если старейшин Гнезда поднять под его началом – подмога будет немалая.

– Сказывают, что он ромеец, – презрительно скривившись, произнес Ингвар. – Какой с него толк?

– Говорят, что он Торгрима легко побил.

– Сказки это. Ты, как и я, ходил в Константинополь. Видел их. Вся сила – доспехи добрые да подлости ловкие. Сами же в бою – ни рыба ни мясо. Любой из наших может выйти против ромейца и верх взять. Если на равных. Если один на один.

– Ты не веришь Бьёрну? – удивился Снэколь.

– Торгрим ему был как кость в горле.

– Его люди видели своими глазами бой с Торгримом. Чего им болтать? Да и люди сказывают, Хьярвальда тоже он. Так его вообще – с одного удара, словно новика несмышленого.

– Тогда это не ромеец… – пожал плечами Ингвар. – Но ты прав, надо послать людей в Гнездо. Может, и удастся сговориться. Чай, о Хрёрике тоже наслышаны. А он, если пойдет, сожрет всех…

Зима принесла новые сюрпризы.

Ярослав как-то не думал о том, что на дворе уже шел полным ходом средневековый оптимум, из-за которого ледостав начинался довольно поздно, был недолгим, а лед, в целом, довольно слабым. Плюс неустойчивость погоды, которую мотало от непродолжительных крепких морозов до оттепелей и продолжительных «околонулевых» периодов. То есть реки не выполняли зимой функцию дорог из-за слишком высоких рисков провалиться под лед: или проломив слишком слабую корку, или уйти в полынью, запорошенную снегом.

Из-за чего Ярослав не раз вспомнил крепким словцом тех фантазеров, которые считают, что в 1242 году 5 апреля на льду Чудского озера была какая-то битва. Там и льда-то не было к этому сроку. Ведь средневековый оптимум хоть и был на излете, но все равно – до реалий Малого ледникового периода было далеко. То есть басня это, сочиненная несколько веков спустя. Битва-то была, наверное, но не такая и точно не на льду. Вышло как в старом анекдоте про сломанный телефон.

– Правда ли, что шахматист Петросян выиграл в лотерею тысячу рублей?

– Правда, только не шахматист Петросян, а футболист «Арарата» Акопян, и не тысячу, а десять тысяч, и не рублей, а долларов, и не в лотерею, а в карты, и не выиграл, а проиграл.

Ну, может быть, не совсем так радикально. Но басня однозначно.

Так вот. Зима. Снег. Типичная для оптимума слякоть и общая мерзость погоды. То есть уличный кошмар и пакость. Особенно на временны2х границах между сезонами. Выходить на улицу не хочется. Забиться бы на печь да дремать до весны. Но такой печи не было. Не построили. Да и внутри новой усадьбы за высокими деревянными стенами не так уж и плохо получалось. Чай, ветер не продувал. А двор, выложенный трамбованным камнем и песком, позволял избавиться от главной беды – от слякоти и грязи. Впрочем, это все никак не облегчало положения за пределами усадьбы. Там было мерзкое, промозглое болото с грязными, замученными жителями. Особенно доставалось бедноте, живущей в землянках.