Алексей Герасимов - Царь-дедушка (СИ)

— Так он и сейчас пытается. — хмыкнул я. — Видишь, даже сватов прислал.

— А, ну и быть по сему!, — махнул рукой купец, и хитро покосился на меня. — Обговорим приданное с выкупом?

— Ты бы сначала дочку спросил, а ну как не захочет замуж за него?

— Она мне послушна и волю отцовскую исполнит. — пробасил Вартуген.

— Да исполнить-то она ее исполнит, а традиция же. — вздохнул я. — Опять же, если, не дай Солнце, он ей поперек сердца, так мое предложение насчет всего остального в силе останется. Ну, откажется она, положим, не будешь ты царским сватом — придумаем чего еще.

— Я ей откажусь…, — пробормотал купец, поднимаясь. — Так возжами на конюшне отхожу…

Открыв дверь, он распорядился, чтобы супруга Мортишу привела.

Те, видимо, уже ожидали на низком старте, поскольку я успел лишь сделать пару глотков из бокала с вином и на стол его поставить… Блин, как хорошо, что успел поставить! Расплескал бы, ей-ей.

Блин, вылитая клепальщица Рози — только в ашшорском национальном платье, а не в спецовке-комбинезоне. Ну и скус у тебя, десятник…

Я повернулся к Железной Руке, хотел поинтересоваться… но понял, что даже спрашивать ничего не надо. Бывалый вояка смотрел на девушку масляными глазами, и мало что не стонал от восхищения.

— Истинная дочь своего выдающегося отца. — дипломатично произнес я.

— Спасибо, повелитель. — купцу, судя по физиономии, было такое услышать приятно. — Действительно, красавица выросла — в нашу породу. Мать та ее невысокая да худая, опасался я, когда дочь родилась, что в нее пойдет, и охотники будут до моих денег только, а не до нее, однако же — вот!

Вартуген повернулся к Мортише и ласково произнес:

— Лапушка моя, посватался к тебе славный витязь, десятник Блистательных, Вака из Трех Камней. — "лапушка" зарделась. — И я против вашей свадебки не возражаю. А ты что скажешь, птичка моя? По сердцу ли он тебе? Пойдешь ли ты за него?

Девица зарделась еще больше и потупила глаза.

— Как прикажете, батюшка. — я-то думал, что голосина у нее будет, как у фабричной сирены, а тут, нате ж вам, ничуть не бывало. Миленький такой тембр, грудной, чувственный даже. — Перечить вам не стану.

— Ну что же, уважаемые сваты…, — Вартуген украдкой смахнул слезу. — Можете поцеловать невесту, согласная она.

Я поднялся, едва удержавшись от того, чтобы не поморщиться — растревоженный утренним приключением геморрой буквально стрельнул, — и вместе с Ржавым расцеловал купцову дочурку в щеки. Та, кажется, едва сдерживала слезы, причем вовсе не горькие.

— Ну все, не будем больше тебя держать. — я погладил ее по плечу. — Иди, отдохни милая. Переволновалась, поди.

Та лишь кивнула, и, дождавшись позволения отца, пулей вылетела из кабинета.

— Ну вот, теперь и поговорим про выкуп и приданное. — чары девицы, с ее исчезновением, на главногвардейца действовать перестали, и в лице его появилось нечто хищное.

— С выкупом я жадничать не стану. — ответил Вартуген. — Государь наш Лисапет столькое предлагает, что возьму лишь столько, сколь потребно традицию соблюсти. Скажи, князь, откуда он родом, мой будущий зять?

— С границы Шехамы и Лесогорья. — ответил Латмур.

— Горец, значит? Ну тогда овец возьму. Три веса невесты. — произнес купец. — А в приданное девочке моей дам я вот чего…

Последний акт ашшорского сватовства, если оно, конечно, успешно прошло, — это выйти с хозяином и хозяйкой дома на крыльцо, расцеловать их троекратно, после чего снять свои сватовские повязки, и накрыть ими голову невесты, наподобие платка. Так, чтобы лицо не закрывалось.

Едва мы произвели это несложное действо, как собравшаяся у дома Вартугена толпа любопытствующих разразилась восторженными криками.

— Знайте, люди!, — Пузо перекрыл рев толпы без особого труда. — Через месяц быть в Аарте веселой свадьбе!

Граждане-столичножильцы разразились еще более громкими приветственными возгласами.

— А вот ко дворцу давай подъедем с каменными лицами. — ткнул я в бок локтем своего капитана гвардии. — Девушка поволновалась, Вака тоже пусть попереживает.

Ржавый усмехнулся.

— Преклоняюсь перед вашим умением держать интригу, государь. Остальные-то тоже, поди, как на иголках сидят.

— На иголках…, — пробормотал я, подходя к Репке. — Тумил, как к Ежиному Гнезду подъедем, из ворот иглу вытащить не забудь. И чтоб с сокрушенным лицом — а потом слиняй куда-нибудь, чтобы Вака тебя до начала занятий с царевичами не поймал.

— Желаешь, величество, чтобы Асир и Утмир его первыми поздравили?, — с пониманием отозвался княжий сын, придерживая стремя. — Хочешь сделать их ему кунаками?

— Лишним не будет. — буркнул я.

Не признаваться же, что и в мыслях ничего подобного не было — просто хотел немного повредничать.

Во дворец вернулись уже ближе к обеду и без того ажиотажа среди столичных жителей, что сопутствовал нашему пути до дома Вартугена. Судить да рядить о сватовстве, разумеется, будут еще долго, но со степенством, достойным зажиточных обитателей Верхнего города, за столиками таверн, под доброе вино, или же тишком, как и положено вышколенным слугам, которые не хотят быть заподозренными в непочтительности к власть предержащим и через то лишиться хлебного места.

Лишь стайки неугомонных мальчишек — держась, впрочем, в некотором отдалении, — следовали за нашей кавалькадой, но уже на половине пути и они почти все отстали. Ну а на что таращиться-то? Интересного ничего не происходит, а на царскую физиономию они уже нагляделись.

Папак из Артавы распоряжение мое выполнил, и банька меня уже ожидала. Времени на нее, правда, оставалось небогато, так что, как мои старые косточки не упрашивали, от массажа пришлось воздержаться — просто ополоснулся наскоро, смыл уличную пыль, и отправился на обед. Даже волосы не просушил толком — так и поперся с влажной косой.

Валисса на эдакий мой видок ожидаемо покривилась, но ничего по сему поводу не сказала — наоборот, поприветствовала и даже почти тепло.

— Я слышала, что вам с утра слегка нездоровилось.

Так и хотелось ляпнуть в ответ — "Не дождетесь!"

— Ничего страшного, дорогая невестка, в моем возрасте различные хвори да недомогания — вполне обычное дело. — вместо этого произнес я. — Вам совершенно ни к чему из-за меня переживать, обычные старческие болячки.

Подозреваю, что переживала она больше о том, не слишком ли легкой смертью я отделаюсь…

— Следовательно ваше желание нынче видеть меня и Тинатин с вами, в одеоне, все еще не миновало?, — она изогнула бровь.

— Ни в коем случае не намерен лишать этого удовольствия ни вас, ни уж тем более себя.

Царевна вольготно раскинулась на оттоманке — до сего дня ее будуар, кстати, не украшавшую. — и с укоризной поглядела на меня.