Виталий Храмов - Сегодня - позавчера. Трилогия. (СИ)

Лихорадочно закреплялись. НП себе я оборудовал в самом близком к реке здании, с разрушенным бомбой правым крылом. Тут был мощный подвал. В подвале организовали склад, перевязочную и "последний рубеж обороны". Здесь же моя группа - промокший насквозь Кот, Иван, Брасень с двумя своими "братками", Прохор, связисты и наводчик-корректировщик. В резерве - десяток бойцов с двумя трофейными пулемётами. Это мой резерв - группа оперативного реагирования.

В правом здании, по версии корректировщика, "Путейский" - гарнизон в четырнадцать человек при четырёх пулемётах, под командованием сорокалетнего бывшего бригадира-железнодорожника. Как он удивился, когда я спросил, сколько лет он в пути.

- Откуда знаешь?

- Походка. Ты лет пятнадцать щебень и шпалы топтал.

- Двадцать пять. Бригадир пути. С началом войны призвался на восстановительный поезд, попал в окружение, в плен, бежал, вышел к своим - теперь здесь.

У меня он стал взводным. Теперь руководил обороной правого дома.

В левом - восемнадцать человек при пяти пулемётах - два Максима, два ДП и один - МГ. Во главе - бывший ротный старшина Школьник, за пьянку и рукоприкладство к собственному ездовому угодивший ко мне. У меня он тоже взводный. Третий взвод, самый крупный - почти пятьдесят человек - раскидан по всему плацдарму. Командует бывший старший сержант, командовавший пулемётной ротой после гибели ротного и давший роте приказ на отход. Людей спас, сам здесь. А не надо было пулемёты и миномёт бросать! Вывел бы - глазки бы и прикрыли, что без приказа - приказ просто не дошёл. А за потерю пулемётов спрашивают всегда строго. Где их брать-то новые? Тульский оружейный завод больше не выпускают оружие. Обустраивается где-нибудь в Ижевске. Когда он даст стране вал? К осени?

- В укрытие! - заорал я и сам сбежал в подвал. Мины стали рваться на нашем плацдарме, дивизионные пушки ударили по позициям миномётных батарей, по дивизионным - немецкие пушки, по ним - наша корпусная артиллерия, а к огневым корпусных пушек вылетели лапотники. Земля заходила ходуном от сотрясений мощных взрывов.

- Они нас с землёй перемешают! - закричал один из подручных Брасеня, но тут же от мощного удара в ухо отлетел к стене.

- Будь мужиком, сдохни достойно, - рявкнул ему бледный Брасень, растирая отбитый кулак.

Самое для меня противное на войне - обстрелы и бомбёжки. Сидишь, трясёшься и гадаешь - твой - не твой. Хуже нет. И ничего сделать не можешь. Это надо пережить. А время при этом так медленно тянется!

Кажется, стихает. Побрёл к выходу.

- К бою!

Немцы полезли сразу со всех сторон. Нас поддерживали огнём с восточного берега, иначе бы не удержались - немцы, как тараканы, кишили в развалинах, упорно лезли на нас. Их поддерживали две самоходки. Эрзацы наверное, не "штуги" - силуэт высокий, пушка длинная, корпус открытый сверху и сзади. Самоходки вперёд не лезли, издалека долбили, но потом отошли - когда наши накрыли их по наводке старлея Феди. Взрывы легли рядом, я видел. Следующий залп одну бы точно сжёг, но самоходчики не стали рисковать - попятились и скрылись. Они ещё не раз обстреливали нас, но Федя был начеку и позже одну из самоходок уничтожили прямым попаданием. Вторая больше не показывалась.

Атаку отбили, нас опять обстреляли, фрицы опять полезли. Мы их опять положили, они нас опять обстреляли. И так несколько раз. С каждым разом они ближе и ближе, а нас всё меньше и меньше.

- Ну, что, командир, удержимся? - проорал мне в лицо Брасень, скалясь. Он бегал с опергруппой отгонять фрицев от "Школы" - левого дома. На лбу у Брасеня - белая полоса чистой кожи, всё остальное лицо в грязи от кирпично-цементной пыли.

- Если они ничего нового не придумают - удержимся!

А они придумали - нанесли мощный удар пехотой меж "школой" и "путейским", прямо на "берлогу" - на мой КП. Взвод сержанта-пулемётчика лёг почти полностью. Отбились гранатами, а потом в рукопашку. Немцев секли с флангов "гарнизоны", оставившие первые этажи. Враг усеял трупами весь плацдарм.

Но и это было ещё не всё. Они ударили вдоль набережной, несмотря на плотный огонь с восточного берега, отрезав нас от берега и друг от друга. Мы оказались изолированы в трёх зданиях, но и немцы залегли и попрятались. Пат. Ни мы не можем головы поднять, ни они.

- Только бы они штурмовики не прислали!

Немцы бегут? Сглазил!

- Все вниз! В подвал! Бегом! Воздух!

И этот противный вой сирен! Ненавижу! Бах! Бах-бах! Ба-бах! С потолка сыпется мусор, пыль, летят куски штукатурки. Неужели нас накрыло?! А если выход завалило?! Вот что такое паника!

- А-А-А!!!

Бах! Бу-бух!!!

И звенящая тишина.

- Рота! Встать! Перекличка!

Слышу, как будто в уши ваты напихал, но слышу. Пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать! Отозвались даже раненные.

- За мной!

Протискиваюсь в выход - завалило до пояса. Нашего здания больше нет. Стоят клыки полуобвалившихся стен, всё тонет в пыли.

- Цепью! В атаку! Ура!

Бегу в сплошной пыли туда, где был "путейский". Натыкаюсь на бредущего бойца. Наш! Живой, оглушен!

- Прохор!

Дальше пошли оглушенные немцы. Стреляю, прислонив ствол пулемёта к серой груди немца. Кровь брызгает в лицо. Ребята лупят прикладами.

"Путейский" похож на "берлогу" - обломки стен. Левого крыла здания нет, но есть большая воронка. Уцелели перекрытия правой части здания. Там уже сверкает пулемёт. Ему-то видно, он выше пылевого облака.

Бежим к "школе". Её нет. Бомба легла точно. Пробила все перекрытия, взорвалась в подвале. Никто не выживет. Тут, на обломках, встречаем немцев. Вернее, обрушиваемся на них, как селевой поток. А они-то думали, что всё - позиция взята. В короткой, но яростной схватке почти уничтожаем их. Не многие смогли отойти.

Приказываю собрать трофеи и отходить. Тут не удержаться.

Пыль оседала. Увидел солнце. Уже клониться к закату. Нет, комдив, не удержусь я. Некем удерживать.

- Брасень!

- Тут!

- Путеец там держится. Подкинь ему хавчика, воды и боеприпасов.

- Есть!

Брасень стал чёток, по-военному. Без этих своих блатных закидонов.

- Выставить боевое охранение. Занять оборону!

Спустился в подвал. Прохор, похудевший, почерневший, повернулся ко мне. Я обратился к раненым:

- Если враг пойдёт в атаку - мы не удержимся. Некем удерживаться. Подумайте, что они с вами сделают. Кто сможет стрелять - предлагаю подороже продать свои жизни.

Все, кто был в сознании, подняли руки. Кто мог идти - сам шёл, не ходячих отнесли на позиции.

Вернулся Брасень.

- Что там?

- Пять человек. Все ранены. Три пулемёта. Все лежат на гранатах.

- Гвозди бы из таких людей делать! Брасень, раздай спирт, что остался. Это, ребята, и есть "наш последний и решительный бой"! Для меня честь узнать вас, воевать рядом с вами!

- Спасибо, командир!