Виктор Тюрин - Ангел с железными крыльями

– Заноси, братец! – скомандовал ему прапорщик.

После того, как приказчик ушел, мы стали накрывать стол, потом уселись друг против друга.

– Хорошо живете, Сергей Александрович. В самом центре. Дорого, небось, такая квартира стоила?

– Это подарок. От одного хорошего человека.

– О как! Кто бы мне такой подарок сделал!

– Какими судьбами оказались в Петербурге? – вежливо поинтересовался я.

– Чуть позже. Хорошо?

– Как скажете.

– Как рана? – в свою очередь проявил вежливость Пашутин.

– Все хорошо. А вы как?

– Гм. Знаете, у нас с вами какой-то не такой разговор идет. Словно два чужих человека встретились и не знают, о чем им говорить. Предлагаю разлить водочку по рюмкам, выпить, потом еще раз выпить и начать разговор заново! Вы как?!

– Спасибо, но я лучше обойдусь клюквенным морсом. У меня завтра тренировка.

– Та японская борьба? Удары у вас… – он покрутил головой, словно от избытка чувств, – …что надо! Так о чем это я? А! С вашего разрешения я сам буду исполнять намеченный мною план. Вы не против?

– Нет.

Пашутин быстро опрокинул пару рюмок, закусил, потом поинтересовался состоянием сестры, затем мы перескочили на воспоминания о вылазке в германский тыл, после чего тот стал расспрашивать о моей жизни. Кивал головой, поддакивал, уточнял и снова спрашивал, пока, наконец, я его не прервал:

– Что это, Михаил Антонович, мы все время говорим обо мне. Вы как сами-то? Как здоровье?

– Сам? Да все нормально. Месяц в госпитале и сейчас как огурчик!

– Неловко спрашивать, но все же: как обстоят дела с вашей семьей?

– Хм! Все так же.

Небрежность ответа меня несколько обескуражила. Он явно не подходил человеку, который отправился на германский фронт для того, чтобы мстить за свою семью.

«Собственно, что ты о нем знаешь? Только то, что о нем говорили другие люди. Преподаватель немецкого языка. И в то же время профессиональные навыки работы с ножом и пистолетом. Хм. Думаю, что подобную практику вряд ли ведут на кафедре иностранных языков».

– Скажите, Михаил Антонович, вы ведь не случайно ко мне зашли?

– Почему вы так решили? Ведь вы мне как-никак жизнь спасли! Если это не повод для встречи, то мне тогда вообще не понятно, для чего существует у людей чувство благодарности!

– Повод. Не спорю. Но судя по вашим действиям там, за линией фронта, сдается мне, что вы свои профессиональные навыки явно не на кафедре иностранных языков оттачивали. Да и вопросы ваши больше на допрос смахивают. Чем-то я вам интересен. Ведь так?

Пашутин с минуту смотрел на меня с непроницаемым лицом, потом сказал:

– Знаете, я еще на фронте подметил вашу цепкость к деталям, умение подмечать мелочи и делать правильные выводы. Ваша способность далеко не рядовая даже для нормального человека, а уж для того, кто после тяжелого ранения потерял память, совсем запредельная. Читал я ваше медицинское заключение. Вас ждал приют для душевнобольных, а вы вместо этого сейчас сидите за столом, здоровый, вполне нормальный человек, и при этом проявляете такие умственные способности, что даны далеко не каждому. Так как насчет вашей маски?

– Вы поинтересуйтесь у доктора Плотникова. Николая Никандровича. Он делал доклад на каком-то медицинском собрании о моем феномене. Там как раз и говорится об остаточной памяти, которая может проявиться у больных, подобных мне. Очевидно, именно она помогла мне восстановить функциональные основы моей памяти, – я специально ввернул специфическую фразу из тех заметок, по которым Плотников готовил свою речь и дал мне в свое время почитать. – Кстати, я кое-что почитал из медицинской литературы о работе мозга. Так там прямо сказано, что науке неизвестно, как он функционирует.

Пашутин усмехнулся:

– Считайте, что вы меня убедили. Правда, есть еще кое-что. Ваш высокий болевой порог и необычайная сила. Еще у меня создалось такое впечатление, что у вас полностью отсутствует понятие страха. И мыслите вы совсем по-другому, чем обычный человек.

– Вы, похоже, собирали обо мне сведения.

– Даже сейчас вы этому не удивились. Нет в вас ни напряжения, ни испуга. Не засыпаете меня вопросами, – Пашутин сделал паузу, потом продолжил: – Я ведь говорил о вас со многими людьми. Для многих из них вы человек-загадка. Кстати, для меня тоже. Мне очень хочется понять, что вы за человек. Может, вы сами, Сергей Александрович, мне это скажете?

– Думаю, что вы подошли к своей работе настолько добросовестно, что я вряд ли смогу добавить что-либо новое.

– Шутить изволите.

– Какие тут шутки. Готов понести заслуженное наказание. Конвой за дверью ждет?

Секунду Пашутин смотрел на меня, потом заразительно рассмеялся. Не натужно, а весело и звонко.

– Ха-ха-ха! Ну, непонятный… вы человек. При этом почему-то верю вам, как никому другому. Почему так, Сергей Александрович?

– Кому как не вам это знать. Это же вы меня изучали.

– Ха-ха-ха! Господи, да перестаньте меня смешить. Уже живот болит. Ладно. Вы тот, кто вы есть. Теперь разрешите мне представиться. Бывший жандармский ротмистр, а ныне подполковник Пашутин Михаил Антонович, который ныне связал свою судьбу с разведкой. Пять раз ходил в тыл врага. В последний раз – с вами, Сергей Александрович. Имею три награды. Теперь насчет моей семьи. У меня она была, но не в том изложении, в котором вам пришлось слышать. И я никогда не преподавал на кафедре, но при этом владею в совершенстве тремя языками.

– Вы меня не сильно удивили своей исповедью. Значит, вы разведчик, – я помолчал. – Похоже, своей наградой я обязан вам?

– Только отчасти, потому как вы ее честно заслужили.

– Теперь, после представления, вы можете перейти к делу, ради которого ко мне пришли.

– Извольте. Вы весьма подходите к нашей работе. К тому же я вас видел в деле. Такого сочетания хладнокровия и смертельных ударов мне еще в жизни не приходилось видеть. Если к этому добавить рассудительность и умение замечать детали, то вам цены нет. Вот только иностранными языками вы не владеете. Да?

– Увы! Не владею.

– Как вы мыслите о том, чтобы продолжить военную карьеру в разведке?

– Вы меня заинтриговали.

– Вы подумайте, Сергей Александрович, подумайте над моим предложением, а я пока выпью за победу нашего оружия.

– Пейте на здоровье, – сказал я, а сам подумал: «Может это начало нового пути? Да и Пашутин вроде ничего мужик. Мне почему-то кажется, что мы с ним сработаемся».

– Нельзя ли поподробнее, Михаил Антонович?

Пашутин прожевал ветчину, которой закусывал, и только тогда сказал:

– Сначала пойдете на курсы. В их основе лежит работа с немецкими документами и картами. Там же вас научат правильно вести допросы, сопоставлять полученные факты и делать выводы. Дадут навыки по работе с населением, как и с возможными агентами. Ну и всякому такому-прочему.