Александр Санфиров - Начало звёздного пути

– Посыльный на словах передал, что письмо от ее сиятельства княгини Голицыной, – сказал лакей.

Удивленный Илья Игнатьевич открыл конверт и развернул письмо, написанное уверенным, почти мужским почерком.

Он, конечно, знал о салоне княгини, его, собственно, все знали, и посетить его дорогого стоило. Но вот с какого боку именно он нужен в этом довольно тесном кружке, Вершинин не понимал.

Письмо гласило:

Его превосходительству подполковнику Вершинину.

Уважаемый Илья Игнатьевич, слышала о вас много хорошего и, зная, что вы нынче в столице, имею честь пригласить вас посетить мой скромный дом в этот четверг, приглашенные прибывают к 19 часам. Знаю, что у вас дочь на выданье, и чтобы она не скучала дома одна, также приглашаю и ее. Гостей предполагается много, и ей, надеюсь, будет не скучно.

Вершинин прочитал письмо и спросил лакея, по-прежнему стоявшего рядом:

– Посыльный еще не ушел?

– Нет, он сказал, что дождется ответа, – сообщил слуга.

Илья Игнатьевич быстро написал ответ, где распинался в совершеннейшем уважении и почтении, благодарил за приглашение и всенепременно обещал прибыть с дочерью в назначенное время.

Узнав о том, что послезавтра они едут на прием, Катенька была в восторге. Она, по причине провинциальности, не могла оценить, на какую сразу высоту в петербургском свете поднимает их этот визит, а просто радовалась, что наконец сбудется ее мечта и она увидит петербургское общество.

После этого в доме началась такая суматоха, что от нее было не скрыться нигде. Пару часов Илья Игнатьевич это еще выдержал, а затем оделся и уехал в контору Журавлева, якобы посмотреть его складские помещения в порту. Только чтобы не бегать каждые двадцать минут в комнаты к дочери и не слышать ее вопросы типа такого:

– Милый папенька, как я выгляжу в этом платье, как ты считаешь, эта бретелька не очень узкая? А ее цвет гармонирует с глазами?

Когда папенька, изрядно набравшись в конторе, под вечер вернулся домой, Катенька была свежа, как роза, зато служанки падали с ног от усталости. В ее комнате на креслах, кровати и всем остальном лежало множество нарядов, на которые Илья Игнатьевич никогда не скупился. Шкатулка с драгоценностями была высыпана на комод, и серьги и бусы не один десяток раз надеты на несчастные Катины ушки и шейку, а затем сняты. Но все же примерки ей надоели, и, к папенькиной радости, к нему она больше не приставала. Зато мадам Боже была востребована, Катя очень боялась сделать что-то не так и весь вечер засыпала ее вопросами этикета. Мадам даже была несколько удивлена таким трудовым энтузиазмом своей воспитанницы, но на вопросы отвечала со знанием дела и всеми подробностями.

В ожидании, когда поручик принесет зашифрованное письмо, Бенкендорф и Шеховской стояли, тихо переговариваясь между собой, а Николка глядел в окно. На набережной Фонтанки сцепились оглоблями двое саней, и сейчас возчики трясли друг друга за бороды. Вокруг медленно скапливалась толпа зевак. Но тут из входа канцелярии вышел жандарм, и не успел он пройти и нескольких шагов, как всю толпу сдуло как ветром, а два забияки, выпустив бороды, начали растаскивать лошадей. Жандарм погрозил им пальцем, возчики начали кланяться чуть ли не до земли и, прыгнув в сани, исчезли из вида. Николка чуть слышно хмыкнул.

«Однако, – подумал он, – как мундир действует, не надо и говорить ничего. Прямо как у нас в деревне, когда становой пристав Иван Федорович приезжал, так сразу ни одного человека на улице не видно было».

В это время в дверь вновь зашел адъютант и с поклоном передал своему начальнику копию письма, уже давно ушедшее своему адресату.

– Ну вот, молодой человек, – сказал Александр Христофорович, – сейчас тебя отведут в кабинет, там и займешься этим письмом, шифр здесь несложный, посмотрим, как ты справишься.

Николка прошел вслед за адъютантом по коридору в небольшой кабинет, где его усадили за широкий стол.

– Вот, пожалуйте, – сказал его провожатый, – здесь бумага, здесь песок для присыпки. А здесь перо для письма.

После чего поклонился и вышел.

Николка развернул лист бумаги, исписанный ровными рядами букв, и с энтузиазмом принялся за работу. Он сразу определил тип шифра и знал, что для дешифровки нужно иметь ключ, которого у него не было. Первым делом он переписал письмо для себя, хотя оно уже улеглось в его памяти. И затем приступил к работе.

Через полтора часа он, довольный собой, взял все исписанные листы и прошел вновь в приемную.

Адъютант, сидевший за столом, с любопытством посмотрел на него, но ничего не сказал и зашел к начальству.

– Пусть проходит, – послышался оттуда голос Бенкендорфа.

Когда Николка зашел, то понял, что два генерала времени даром не теряли, у них стояла открытая бутылка шампанского и два высоких бокала. Князь Шеховской, обычно несколько бледный, сейчас раскраснелся и выглядел болезненным по сравнению с плотным и основательным Бенкендорфом.

– Ну что, мой друг, – ехидно произнес Александр Христофорович, – что-то ты быстро сдаться решил, я надеялся, ты подольше возиться будешь.

– Никак нет, ваше высокопревосходительство, я не сдаваться пришел. Вот, извольте ознакомиться с дешифрованным письмом.

Александр Христофорович замер.

– Постой-постой, так ты расшифровал письмо за это время?

– Ну да, а что здесь особенного, – удивился Николка, – всего-то около восемнадцати тысяч вариантов в уме перебрал и определил ключ. Теперь можно этот шифр гораздо быстрее разобрать.

Бенкендорф почти выхватил бумаги из рук Николки и впился глазами в текст, затем достал из ящика стола бумагу и начал сравнивать.

– Невероятно! – выдохнул он. – Андрей, это невероятно, не могу поверить. У меня десять человек год без продыху работали, и то, пока еще несколько писем не перехватили, не могли ничего сделать.

Он повернулся к стоявшему по стойке смирно Николке.

– Николай Андреевич, не знаю, что решит его величество, но могу сказать, – тут он повернулся к князю, – могу сказать, что беру его на службу уже с сегодняшнего дня. В экспедициях служат всякого звания люди, и такому таланту найдется место.

Он глядел на князя, а у того на лицо наползала тень неудовольствия.

– Гм, – кашлянул Шеховской, – Александр Христофорович, я предполагал для Николеньки военную службу, – с нажимом сказал он, – а не…

Тут он замялся, а Бенкендорф насмешливо продолжил:

– А не службу у сатрапа царя, душителя свободы и слуги тирана, ты это хотел сказать, мон шер?

– Ну зачем ты так, – обиделся Шеховской, – если бы я не уважал тебя лично, твою службу и не считал ее необходимой для государства Российского, то просто прекратил с тобой знаться. Не обижайся, я не это хотел добавить, понимаешь, все же у тебя он настоящим воином никогда не станет.