Владимир Поселягин - Комсомолец. Осназовец. Коммандос (сборник)

Как только они зашли внутрь, я стал оббегать часовых. У меня было три часа до следующей пересменки. Первым умер часовой слева, потом я снял секрет и еще двух часовых – основного и того, что охранял его, подчасика. Режим повышенной тревоги, похоже, еще не был снят.

После этого я побежал к «Шторьху», но заблудился, дождь вообще не позволял ничего видеть. Вышел к одному из штурмовиков, где сориентировался и направился к штабной палатке. Она была следующей. Сняв часового, я прошел внутрь. Там находилось двое: офицер, что спал на поставленных в ряд стульях, и радист с наушниками на голове. Я выстрелил несколько раз в обоих, после чего собрал летные карты, все, что были, убрал их в планшет офицера и снова вышел под дождь.

Осмотр «Шторьха» показал, что тот полностью заправлен и готов к вылету. Ну, с вылетом как раз проблемы нет, в такой дождь, в принципе, я поднимусь. Но будет сложно, так что нужно было обдумать эту ситуацию. Бросив планшет на сиденье в салоне машины, я побежал к бензовозу. На его боку я заметил несколько канистр. Как и ожидалось, в четырех было моторное масло, еще какое-то, вроде для гидравлики, а еще три были пусты. В эти пустые я самотеком залил топливо и вместе с канистрой масла перетащил их в салон самолета, поставив так, чтобы они не опрокидывались в грузовом отсеке. После этого я убрал опоры из-под колес и попытался сдвинуть самолет. Но не особо крупный аппарат, весивший всего тонну с тем грузом, что уже был в нем, не сдвинулся с места. Раскисающая земля не давала. Почесав затылок, я посмотрел в сторону грузовиков. Не факт, что засекут.

На миг задумавшись, я хмыкнул и рванул к технике, часовой там уже был снят. Меня интересовал стоявший там грузовой мотоцикл на гусеничном ходу. Он-то без проблем попрет «Шторьх», даже в такую погоду. Проблема была одна: шум. Это означало, что самолет и мотоцикл нужно откатить подальше и только там завести. Дороги сейчас пусты, сделаю это без проблем, а там, когда погода нормализуется, можно и свалить подальше.

Сняв грузовой мотоцикл со скорости, я толкнул его, тот с трудом, но все же сдвинулся с места.

– Двоих хватит, упрут, – пробормотал я и побежал в сторону штабной палатки, я там видел парашют. Вскрыв сумку, я вывалил купол парашюта и стал из строп делать буксировочные веревки.

Нет, я не собирался плести буксировочный трос длиной в километр и оттуда утащить самолет незаметно для немцев. В той большой палатке находился десяток немцев, и я решил сделать из них бурлаков, именно для этого резал шелк парашюта. Для кляпов и веревки, чтобы связать и сделать буксировочные снасти. Сперва я навесил буксировочные хомуты на «Шторьх», на четыре-пять человек, должны упереть, потом сбегал к мотоциклу и привязал к нему другой, для двоих. Только после этого достав из-за пояса перезаряженный пистолет, я направился к палатке. Дождь не прекращался, поэтому я подошел к ней незамеченным и, откинув в сторону полог, прошел внутрь. На шести койках отдыхали часовые, еще четверо резались в карты при свете керосиновой лампы, а один что-то писал на листе, кажется письмо домой.

– Руки вверх, – негромко сказал я, и когда двое дернулись к оружию, навскидку выстрелил, свалив обоих. – Я не хочу вас убивать. Если вы мне поможете, то я оставлю вас в живых. Слово чести.

Те, что спали, уже проснулись и настороженно разглядывали меня, лежа на койках.

– Что вы хотите? – негромко спросил унтер.

Я был в плаще одного из часовых и каске, надвинутой на лоб, так что разглядеть они меня не могли.

– Узнаете по ходу дела. Кричать не советую, никто не услышит. Теперь по одному встаем, подходим ко мне, ложимся на живот, раздвигаем широко ноги, руки за спину. Ты первый, – ткнул я стволом в унтера.

За двадцать минут связав всех, я вставил кляпы и вывел их наружу. Мало того что я связал им руки, так еще и между собой, чтобы не было желания сбежать в ночи и под шумом дождя. Подведя эту группу невольных бурлаков к мотоциклу, я отвязал троих и впряг. После чего с волочившимся позади мотоциклом мы направились дальше. Там я по одному впряг остальных и двумя группами, волоча самолет и мотоцикл, мы прошли мимо сада, обошли стороной околицу и пост и, двигаясь рядом с дорогой – если выйдем на нее, то застрянем, – стали удаляться от села. Тревогу пока никто не объявлял.

Я замаялся бегать межу обеими группами. Как только я отходил, те сразу замедляли скорость, так как на траве ноги разъезжались, и они с трудом тащили технику. Но как бы то ни было, мы отошли на два километра, где и был укрыт мой мотоцикл в складках местности. На бугор даже пришлось помогать толкать, у самого сапоги в грязи скользили.

Когда я его завел и подъехал к сидевшим на траве и тяжело дышавшим немцам, над селом взлетели первые осветительные ракеты, на что я презрительно хмыкнул и пробормотал:

– Опомнились, тоже мне.

Перекидав свои вещи и оружие в салон самолета – сидор от воды не пострадал, он в багажном отсеке люльки лежал, – я завел грузовой мотоцикл и, пока он прогревался, отвязал буксировочный трос, связав им ноги немцев. Те уже поняли, что убивать их не будут, и охотно подставляли их мне. Потом я отвязал других, отвел их к той троице, что была уже связана, и также обмотал стропами. Только после этого я перегнал грузовой мотоцикл, поставил его перед носом «Шторьха» и, прицепив буксировочные концы и повредив другой мотоцикл, на котором приехал сюда, дал газу своему новому приобретению. Мотор громко взвыл и, разбрызгивая грязь из-под гусеницы, на довольно приличной скорости двинул по дороге подальше от всполошенного аэродрома. Километров десять в час я точно делал. Позади мотоцикла, накручивая на колеса грязь, буксировался небольшой самолет.

Буксировал мотоцикл самолет хоть и с трудом, но главное, тянул. Бак был полон, да еще одна канистра была в багажном отсеке, так что думаю, до конца ночи я успею достаточно удалиться, хотя бы километров на двадцать. Так что сидя в своем плаще в мокрой одежде и каске – очки я взял свои, мотоциклетные, – я по другой дороге объехал село и направился дальше в немецкий тыл.

Уехал я на довольно приличное расстояние. Бак уже был опустошен, поэтому я залил в него из канистры бензина, повторно взболтнув ее, и направился дальше, но проехал не так много, перегретый движок начал подозрительно стучать и, посмотрев на карту, я свернул по дороге к ближайшему леску. Не доехал, двигатель сдох – заклинило, когда до деревьев осталось меньше километра.

Чувствуя, что вот-вот встану, я свернул на обочину и буквально спустя несколько метров мотоцикл, последний раз дернувшись, окончательно замолчал.

– Черт, – недовольно буркнул я и, выключив зажигание, покинул седло.

Отвязав все буксировочные концы, я подошел к хвосту самолета и, приподняв его, развернул носом к полю. Посмотрев на небосклон – дождь из крупного явно перешел в затяжной, – я определил, что он зарядил надолго. Почесав затылок, я прошел к кабине и забрался в пилотское кресло, после чего провел необходимые манипуляции и запустил двигатель. Тот схватился довольно бодро и загудел, прогреваясь. В принципе, взлететь ночью, в дождь, по раскисшему лугу можно, но не рекомендуется. Да и условия для полета не очень-то и хороши. Закрыв все форточки, отчего стекла тут же запотели, я вышел, кутаясь в плащ, и, обойдя винт, направился в поле, проверяя, какое оно. Прожектор с самолета неплохо его освещал. В принципе, ровное, на сто метров прошел, и ничего, но вода сделала свое дело, шел я, слегка проваливаясь в грязь. Если бы не густая трава, точно бы по щиколотку уходил, а так слегка приминал.