Владимир Поселягин - Комсомолец. Осназовец. Коммандос (сборник)

– Задание у меня, а я все потерял. Оружие имеется, частично одежда тоже есть, но нужен еще один комплект. Я бы махнулся на форму, она мне как раз и не нужна.

– Антон? – посмотрел на своего подчиненного старшина.

– Снимать, или в землянку сбегать? У меня там есть запасы, – сразу предложил тот.

– Я в обед полечу, успеешь сбегать, – кивнул я и глянул время. Покосившись на старшину, я снял часы и протянул ему. – Подарок.

– За что? – поинтересовался тот, беря их в руки.

– Новые они, выдать меня могут, у меня запасные есть, с жандармов снял. Кстати, их оружие мне тоже особо не нужно, хватит пулемета в самолете. Так что, считай, те четыре автомата и два «МГ» с боезапасом отдам. Пистолеты, извини, самому нужны.

Антон уже давно убежал, так что остались мы вчетвером. Закончив с завтраком, двое бойцов стали собирать все, что осталось, в трофейный ранец, а мы со старшиной и еще одним бойцом подошли к самолету, и я открыл боковую дверцу со стороны пилота. Протиснувшись в салон, я стал подавать старшине тяжелые стволы пулеметов, банки с боезапасом, автоматы, чехлы с магазинами, гранаты, ранцы и даже три прорезиненных плаща выдал, один оставил себе.

– Картами поделишься? – спросил танкист, наблюдая, как я достаю из сидора трофейные часы, надеваю их на руку и подвожу, определяя время по солнцу. – О, радиостанция, она нам тоже пригодится.

– Местными поделюсь. Не жалко, мне Киевской области нужны, их оставлю.

– То дело, – с удовлетворением кивнул старшина. Он подумал, что я случайно выдал, куда направляюсь.

Бойцы сложили вооружение общей кучей, двое уже примеривали на себя, вешая чехлы с автоматными магазинами и перезаряжая «МП». Не сами, а с разрешения командира.

Потрогав сушившуюся на солнце одежду – поднявшееся солнце уже доставало до нее, я пробормотал:

– Подсохло.

Скинув форму и аккуратно сложив ее кучкой и положив сверху фуражку, я переоделся, взял в руки немного влажные внутри сапоги и, ступая босыми ногами по траве, убрал обувь в салон самолета, заодно повесил портянки сушиться на стойке шасси.

– Леший, – подошел ко мне старшина, – мы уходим, сам понимаешь, служба, но я решил оставить одного бойца, он и сон твой постережет, и поможет с отлетом. Хорошо? Заодно потом доложится, что ты нормально улетел.

– Да я не против, так даже спокойнее будет, – кивнул я.

– И это, я фуражку заберу, хорошо? У нас фуражки командирские только командиры и носят, не Антону же ее отдавать, да и форму – не дорос еще.

– Это ваше дело, мне гражданская одежда нужна, остальное фиолетово.

– Как-как? – заинтересовался тот.

– Это линии жизни, чтобы понятно было. Есть две полосы. Белая – когда в жизни все хорошо, и черная – когда идут одни неудачи. Я иду по своей полосе – по фиолетовой.

– Не уловил, – тряхнул тот головой.

– Мне безразлично, какая у меня полоса, поэтому фиолетово, это синоним понятия «без разницы», «безразлично», «по барабану» и других подобных эпитетов.

– Теперь уловил, – хмыкнул старшина. – Вы, московские ребята, понапридумывали разных словечек, как только сами не запутаетесь в них!

– Да, мы такие… Ладно, время уже седьмой час, прикорну пока.

Со мной остался один боец. Остальные партизаны нагрузились оружием и имуществом, не забыв прихватить мою форму, и ушли, а я, улегшись под крылом самолета, довольно быстро уснул.

– Товарищ сержант, – меня потрясли за плечо, – час дня, вы просили разбудить вас.

Рядом на коленях стоял партизан, что оставался охранять меня. Это был мужчина лет тридцати пяти, в обычной городской одежде и с трофейным карабином за плечом. Он протягивал мне часы, которые я ему дал, чтобы следил за временем.

Взяв их и машинально застегнув на руке – тяжеловаты были по сравнению с подаренными старшине, зато ударостойкие, – принял сидячее положение, облокотившись о стойку, и спросил:

– Одежду принесли?

– Да, товарищ сержант, вот там сложили.

– Хорошо, сейчас приведу себя в порядок и посмотрю, – зевая, я встал на ноги и огляделся. На поляне так ничего и не изменилось.

– Вон в той стороне, метрах в трехстах, ручей есть. Только он в глубоком овраге.

– Ничего, сбегаю и умоюсь. Спасибо, боец.

Достав из салона самолета сапоги, я снял со стойки высохшие портянки и, накрутив их, вбил ноги в сапоги, заправляя штанины, чтобы они были внутри за голенищами, привел себя в порядок и поправил одежду. Я спал в штанах и рубахе. Затем сунул за пояс «вальтер» и побежал в ту сторону, куда указал партизан со странным именем Иоанн. С оврагом он не ошибся. С трудом спустившись, я присел у ручья и, напившись, скинул рубаху и стал умываться, и омыл торс. Я, конечно, под дождем вчера хорошо так вымок, но мытьем это не назовешь.

Когда я вернулся, боец лениво ходил вокруг самолета, поглядывая вокруг. Он только покосился, когда я подошел к самолету. Я осмотрев принесенную одежду. Там были обычные крестьянские штаны, такая же рубаха и куртка, все ношеное, но целое. Короче говоря, теперь можно под крестьянского сынка сойти, а то та одежда, что на мне, скорее горожанину пристала.

– Сейчас поедим, и полечу, время уже подходит.

Мне не нравились тучи, что наползали со стороны, поэтому я заторопился. Как бы это не тот фронт, который я прошел ночью, повернул и в эту сторону двинулся.

Достав из салона ранец, я разложил на плаще еду, и мы действительно довольно быстро поели, время не терпело. После этого я собрался, отряхнул плащ – мало ли пригодится – и, свернув, убрал его за спинку в багажный отсек.

– Ну, бывай, удачи вам, – протянул я руку Иоанну.

– И вам удачи, товарищ сержант.

Проведя все необходимые манипуляции и подкачав бензин ручным насосом, я забрался внутрь и запустил стартер. Выбросив облако густого черного дыма, тот заревел, и винт закрутился, превращаясь в плохо видный круг. Долго я не ждал, буквально через минуту, погазовав, прислушался, как держит обороты, отпустил тормоза и после короткого разбега стал подниматься круто вверх, благодаря встречному ветру. Развернувшись, я покачал крыльями Иоанну, то меня еще видел, и полетел в сторону Киева, планируя обойти его стороной. Попутный ветер помогал мне, так что я перешел на экономичный режим работы. Я все же решил улететь подальше и поискать горючее на другом аэродроме.

Весело насвистывая, я поглядывал вниз. Высота всего сто метров, да и немцы самолет наверняка искали, и если кто заметит меня, может навести истребители. Хотя их тут не должно быть, разве что у Киева, там свои охранные авиационные части.

Так ориентируясь по карте, я и летел, старательно обходя населенные пункты. Однажды пересек полевую дорогу, по которой ехали две подводы с вооруженными людьми в черной форме. За все время нахождения в тылу у противника я в первый раз увидел полицаев. До этого они мне почему-то не попадались. Да и эти, подумав, что я немец, махали мне руками. Поглядывая через открытый проем двери назад, я только усмехался. Жаль, угостить мне их было нечем.