Роман Злотников - Пушки и колокола

– Твои люди попали в плен, приняв бой, – не тратя время на приветствия, начал Сигизмунд. – Мои – ночью. Моим людям твой плен – награда и сохранение жизни. Твоим – наказание. Я обещаю не трогать твоих воинов и всех тех, кого возьму при решающем штурме, но лишь для того, чтобы отдать их моему повелителю: королю Ягайло.

– Ты рассчитываешь, что я поступлю так же?

– Попавшие в плен ночью – трусы! Им нет места рядом с остальными, – дерзко отвечал тот. – Склонись перед великим князем Ягайло, и тебе будет дарована жизнь!

– Зачем тебе жизнь православного?

– Отступник Витовт жаждет власти, вопреки воле Бога и польского короля, – надменно произнес Сигизмунд. – Ягайле нужны храбрецы, способные поставить его на место, а Руси нужен один великий князь.

– С коих времен король польский стал ровней Богу?

– Твоя жизнь в моих руках, – ухмыльнулся в ответ вассал. – А я дал клятву верности Ягайло, которого выбрала в свои союзники вся польская знать. Власть же благородства даруется самим Богом.

– Почему же тогда Бог не испепелил мою крепость, но вместо того отвернул Витовта от твоего господина? Может, Богу не угодно, чтобы Ягайло стал королем, а Фрол – митрополитом? – издевательски закончил Донской.

– Витовт – полководец, и трон – не его место. Великий князь всея Руси и король польский – Ягайло, и его место – великий трон.

– Не слишком ли много почестей для одного человека, не сделавшего ничего для всех этих земель?

– Ты желаешь бросить ему вызов? Это будет стоить тебе слишком дорого.

– А кем видишь себя ты, Сигизмунд? Наместником Ягайло в княжестве Литовском или же в княжестве Московском?

– Я доверил свою судьбу моему королю!

– Ты так уверен, что нужен своему королю? Анафеме преданный, тот и против меня ставит не самые свои лепшие полки, но самые преданные! Жмудь, – презрительно процедил муж. – Ты даже не можешь с ней взять Вязьму.

– Я еще ничего не делал! – самоуверенно отвечал воевода.

– Но ты уже растерял людей!

– Одно слово… – зло выдохнул задетый за живое полководец. Впрочем, совладав с гневом, он быстро успокоился.

– Хорошо, я верю твоим словам, – чуть подумав, московский правитель перевел разговор в другое русло. – Я не возьму на душу еще одного греха и даже отпущу твоих воинов целыми и невредимыми. Но за каждый волос, упавший с головы моих дружинников, ты и твои люди щедро заплатят кровью!

– Не пытайся меня пугать, а спаси жизни запертых в крепости людей!

– Склонить голову перед Ягайло – значит нарушить договор, заключенный с ним же и Витовтом. Литовское княжество должно признать верховенство Московского и принять православие. Как я смогу выполнить обещание, если склоню голову? Или ты считаешь меня клятвоотступником?

– Ты сейчас не в той крепости, – коротко кивнув на худой частокол Вязьмы, усмехнулся Сигизмунд, – чтобы выбирать.

– Так приди и заставь меня принять твой выбор!

– Я сохраню жизни твоих людей, – выдавил потомок Кейстута, – но что с ними сделает Ягайло, ведомо только Богу! Больше милостей не жди!

Развернувшись, тот двинулся прочь. Проводив взглядом литовца, направился к частоколу и Великий князь Московский.

В тот день никаких попыток атаковать непокорную крепость не последовало. И на следующий – тоже. Дерзкие вылазки людей Донского и провальное начало штурма сделали свое дело, и армия неприятеля напрочь растеряла боевой дух и теперь уже совершенно не горела желанием идти в атаку. А еще, отведав ядер русских пушек, Сигизмунд повелел отодвинуть лагерь так, чтобы оставаться вне зоны досягаемости смертоносных ударов. Теперь, находясь на почтительном расстоянии, он обезопасил свой шатер, но в то же самое время сделал совершенно бесполезными бомбарды, никак не рассчитанные на стрельбу с таких длинных дистанций.

– Еще бы душ двести, и голыми руками брать можно, – наблюдая за действиями павшего духом неприятеля, усмехнулся Дмитрий Иванович. – Слаб Сигизмунд, хоть и верностью слепой повелителю своему воздает. Людей растерял, а Вязьму взять не сдюжил. Пушками научен; приступом не пойдет, но все одно, в оба глядеть! Блаженны павшие духом. Ибо они – Царство Небесное.

И еще две ночи минуло с тех пор, как Ивашка Вольгович подмогу кликать убег. По расчетам, ночь хорониться где-то должен был и к утру лишь к сполоху побежать. День в пути; и первого сполоха достичь он мог либо к вечеру следующего дня, либо, что более вероятно, через день утром, ну никак не раньше, ибо куда там – пешему?! На лошадях, вон, день шли, да и то животных умаяли! А тут – на своих двоих. Со сполохом рядом – яма. Место, откуда вслед тревожным сигналам должен был отправиться гонец, который бы и встретил собравшееся войско. До Вязьмы – дня четыре хорошего ходу. Вот и получалось, что продержаться еще как минимум три ночи предстояло. Это при самом лучшем раскладе. А про худший и думать никто не желал…

А ситуация между тем накалялась. Лагерь литовцев постоянно пополнялся; видимо, действительно окрестности патрулировало большое количество разрозненных отрядов, которые теперь собирались под общие хоругви. И если в первый день отрядов таких ну от силы было с десяток, и в каждом из них душ по двадцать, то к полудню третьего после дерзкой вылазки дня подошел на помощь большой полк, тысячи в четыре человек.

– Ну, православные, держись, – наблюдая за приготовлениями вражеской армии, Дмитрий Иванович сплюнул под ноги, – приступа не миновать. Не сегодня, так завтра лихо сеять будем. Все, что ли, животы отдать готовы? – сурово оглядев собравшихся защитников, вопрошал Дмитрий Иванович.

– Все, князь, – прогудели в ответ те. – С Божьей помощью.

– В оба глядеть! И с Богом, – перекрестился Дмитрий Иванович.

Впрочем, литовцы, наученные горьким опытом предыдущих атак, предпочли дождаться следующего утра, видимо, уделив остаток дня военному совету.

А воины все прибывали. Теперь – снова небольшими группами, да все одно от этого не легче. Уж и топоры с молотами застучали, защитные конструкции для бомбард сооружая. Так, чтобы орудия к стенам подтащить да перед штурмом защитникам вред нанести. Управившись с ними, они поволокли к щитам орудия, остаток вечера и добрую половину ночи проведя в кропотливой установке примитивных пушек [106] Подготовка стрельб из бомбард могла длиться часами. Бомбарды вкапывали в землю, в лучшем случае расклинивали между вбитых столбов или приклепывали к неподвижным, вбитым в землю колодам. Только при соблюдении данных условий возможно было вести огонь из орудий. Пушки Дмитрия Ивановича по указаниям Булыцкого уже снабжались лафетами, обеспечивавшими жесткое крепление стволов. . Всю ночь ярко костры полыхали, освещая все вокруг и сводя к минимуму риски повторения вылазок, а заодно показывая защитникам мощь литовской армии.